Спящий с Джейн Остин - Дэвид Эйткен Страница 19

Давайте повернем вспять стрелки часов… сколько раз вы мечтали о том, чтобы это стало возможным? Я смотрю на свою писанину, и сдается мне, что эти россказни могут показаться довольно-таки странными, а изложение — бессистемным. Что ж, вам следовало бы посмотреть на мой текст до того, как синий карандаш редактора начал большую чистку.

Поближе познакомившись с законом в лице Ангуса Макбрайара, я начал понимать, что мне следовало бы обуться в ботинки осторожности, одеться в плащ нравственности и плотно застегнуть на нем пуговицы. Я должен был облачиться в вуаль непроницаемости и накинуть рясу… в общем, вы уловили идею. Мягче, нежнее, изящнее — таковы были актуальные требования к моему поведению. Мне надлежало выбирать свой путь со всей возможной тщательностью — словно я шагал по вангоговской улице в Овере сразу после того, как по ней прошлось стадо коров. Даже если человек считает себя исчадьем ада, он не может просто переть вперед, убивая мирных горожан, и надеяться, что ему все сойдет с рук. В любом деле нужна осмотрительность.

Насколько мне стало известно, протирка пыли в Анушкиной квартире увенчалась безусловным успехом. Дни шли за днями, а полицейские не барабанили в мою дверь. Сыщики были откровенно тупы — и оказались в тупике.

Впрочем, даже искуснейшие из злодеев совершают в ходе своей карьеры нелепые ошибки. На каждой из станций жизни вас нагоняет маленький поезд, который издает предупреждающий гудок и может сшибить вас с рельсов, если вы не посторонитесь. Что ж, я готов признать: успех сделал меня излишне самонадеянным. Это единственное, что приходит мне в голову, когда я пытаюсь найти объяснение своим последующим действиям. А суть в том, что я отправил в полицию записку — подобно какому-нибудь криминальному гению. Кажется, Джек-потрошитель был одним из них. Или нет? Мне не разрешают держать в камере толстые словари. Возможно, боятся, что я сделаю из них приступочку, заберусь на нее и сбегу.

Записка, которую я послал, была большой красной тряпкой, призванной подразнить быков. Я подписался как «Пронзатель с берегов Тей». Мне казалось, что я уморительно остроумен, и вы не обязаны быть редактором «Панча» [55](который еще существовал в те времена), чтобы понять: подобное прозвище является абсолютно de rigueur [56]в том случае, если вам требуется привлечь внимание бульварных газет. Желая упрочить свое место в криминальной истории, я отправил копию записки в «Данди Ивнинг Телеграф».

Если честно, меня очень обеспокоил тот факт, что реакция публики на мое сексуальное преступление оказалась весьма и весьма вялой — мягко говоря. Но впрочем, что я знаю о причудах публичного вкуса? Конечно, если бы я ожидал паники в масштабе страны (а я не ожидал), то был бы очень разочарован. Продажи вязальных крючков ничуть не упали.

Да, я был уязвлен, но не собирался останавливаться на достигнутом. Я намеревался потрясти мир так же основательно, как Второе Пришествие Джина Винсента [57]. Широкие массы должны были уяснить, что игнорирование Пронзателя опасно для жизни. Или для жизни их близких. Гррр.

Не знаю, случалось ли вам убивать. Нет, думаю, не случалось. В любом случае, вы сидите в самолете и летите в другую страну, на несколько часов опережая закон. Казалось бы, ерунда, но ведь забавно — если задуматься. Вы не находите? Не то чтобы я собирался сразить вас эрудицией, но, даже если и так, — что с того? Человек имеет гордость (во всяком случае, мы, нарциссисты, ее имеем) и не любит, когда над ним насмехаются. И смеяться сам над собой он тоже не слишком любит. Так вот обстоят дела, но — я ведь предупреждал вас, что это звучит глупо, разве нет? — со шлюхами все гораздо проще. Они легко продаются. Я ведь что хочу сказать: шлюхи сами предлагают. Да, я это сказал. Извините, если что не так, но факт остается фактом. Потаскушки продаются. Они умоляют вас взять себя. Торгуют своим телом, будто шматами мяса. И чем же они, скажите на милость, отличаются от кусков говядины с прилавка мясника? Вот и все. И ничего более. Вернее сказать, более чем ничего!