Ночь святого Вацлава - Лайонел Дэвидсон Страница 19

На следующее утро все дурные предчувствия были при мне. Завтрак я есть не стал, только выпил две чашки кофе, и, пока машина въезжала в ворота Запотоцкого стекольного завода, успел выкурить три сигареты.

Вез меня Влачек, маленький юркий тип с редеющими волосами и маниакальной любовью к статистике. Пока мы ехали, он все пятнадцать километров без продыху нудил про какие-то показатели. И потом, уже выйдя из машины, продолжал бубнить все про то же.

– Естественно, я обрисовал все лишь в общих чертах, – говорил он, когда мы входили в кабинет. – Пан Галушка, наш директор, расскажет вам обо всем гораздо подробнее. Пан Галушка – блестящий работник Истинный зодчий нашей плановой индустрии. Хоть, может, и не самый легкий человек на свете… – добавил он с неуверенной улыбочкой.

Я поглядел на него с тоской.

Пан Галушка ожидал нас в своем кабинете, и, когда мы входили, я думал, что меня прямо сейчас вырвет, на этом самом месте.

Письменный стол, на котором мне предстояло по-тихому забыть свой «Норстранд», был одним из самых громадных, какие я видел в жизни. На нем не было ничего, кроме пепельницы и календаря.

От этого стола отделился Галушка и двинулся к нам, протягивая руки. Был он худой, с маленькими разнокалиберными глазками и очень странной кривой ухмылочкой.

– Добрый день, пан Вистлер, – сказал он.

Я оцепенело пожал ему руку.

– Пан Вистлер специально приехал из Англии, чтобы посетить Запотоцкий завод, – сказал Влачек, чарующе улыбаясь. – Я ему немножко рассказал о том, чем вы занимаетесь, но, разумеется, лишь в общих чертах.

Галушка все еще держал мою руку, но глядел крайне настороженно. И вдруг обнажил ряд кривых почерневших зубов:

– Мы очень польщены! Значит, вы там, в Англии, еще не позабыли наши изделия, а, пан Вистлер?

– Отнюдь, – ответил я, облизнув губы, – они там очень популярны.

Он наконец-то отпустил мою руку:

– Рад слышать. Садитесь, Влачек, садитесь. Паи Вистлер, присаживайтесь сюда, пожалуйста.

Началась тягомотина с усаживанием и раздачей сигарет, которыми Галушка стал обносить нас по кругу, и тогда я без всяких предисловий плюхнул «Норстранд» на стол. И с ледяным ужасом уставился на него.

– Так вот, – сказал Галушка, – хочу вас заверить, и пусть пан Влачек меня поправит, если я ошибаюсь… хочу вас заверить, что стекло, которое мы выпускаем, такого же прекрасного качества, что и раньше.

– Это уж точно, – сказал мне Влачек, прикрывая ладошкой рот и гримасничая. – Но зазнаться мы им не дадим! И еще поглядим, – залыбился он, обращаясь к Галушке, – выполнят ли они годовой план!

– Так значит, вам, в Праге, недостаточно того, что мы так повысили производительность труда?

– Для начала это неплохо, – отвечал Влачек, подмигивая мне и вставляя в мундштук новую сигарету. – Повышение производительности труда на двести тридцать процентов за четыре года – безусловно неплохое начало.

Такая же точно веселая перебранка по поводу процентов и производительности труда была и вчера – видимо, у них такая манера ведения переговоров. Но Влачек уж слишком нажимал на то, что все это якобы шутка. Галушка размяк и сидел, улыбаясь своими разнокалиберными глазками и странным ртом. На нем был легкий серый костюм, сандалии и темно-синяя нейлоновая рубашка, застегнутая на все пуговицы, но без галстука. Вероятно, так у них одеваются ответственные работники. На Свободе вчера тоже были сандалии и рубашка без галстука, хотя он, как мне показалось, испытывал от этого неловкость. Его свита была одета куда более формально.

Галушка разглядывал меня очень внимательно.

– Как бы то ни было, Павелков завод меняется исключительно к лучшему. Иногда я вспоминаю, что когда-то он так назывался. Я много лет проработал со стариной Павелкой и очень сомневаюсь, что он узнал бы теперь свой завод. Мы очень разрослись за эти годы. Конечно, такое могло бы произойти и в его времена, поставь он во главу угла интересы производства.

– Судя по рассказам, он был хороший хозяин и передовой фабрикант, – разминая в пальцах сигарету, как-то смущенно сказал Влачек.

– А как же, прямо отец родной! – тут же отпарировал Галушка.

Разговор явно приобретал нехороший оборот, и я перепугался до смерти. Мне вовсе не хотелось обсуждать Павелку. Я старался только не глядеть на «Норстранд». В голову вдруг закралось страшное подозрение, что Галушка все знает и играет со мной в кошки-мышки.

– Я только хотел подчеркнуть, пан Вистлер, что нам для нормальной работы Павелкова завода никакой Павелка не нужен. Многие из тех, что работали тогда, работают и сейчас, и еще во сто раз лучше! И качество продукции у нас ничуть не снизилось. Очень важно, чтобы вы это поняли, и тогда мы с вами найдем общий язык.

Перед этим глаза его бегали по моему путеводителю, но, говоря это, он поднял их на меня. И улыбнулся далеко не дружелюбно.

Потом начались наконец пресловутые переговоры. Канлиф снабдил меня перечнем вопросов, и я стал их задавать, подсовывая в дополнение те крохи информации, которых нахватался вчера. К счастью, Галушка был буквально одержим своим заводом: как только он заговорил о стекле и разных технических тонкостях, он тут же переменился к лучшему. У него был легкий сдвиг на почве листового стекла, и он без конца восхвалял какой-то английский завод, вроде бы в Сант-Элен, в Ланкастере, который этим занимался. Коротышка Влачек был очень доволен и все время одобрительно кивал головой.