Последняя теория Эйнштейна - Марк Альперт Страница 19

В последующие годы Дэвид выправил свою жизнь, написал диссертацию по истории и подумывал, не увидеться ли с Моникой, не объяснить ли, что тогда произошло — но так никогда этого и не сделал. В две тысячи первом году он увидел статью о ней в «Сайентифик Америкэн». Она все еще жила в Принстоне, все еще работала в области теории струн, которая сильно развилась с восьмидесятых годов, но осталась столь же неопределенной, неполной и неудобоваримой, как была. Моника теперь исследовала гипотезу о том, что дополнительные измерения, предсказанные теорией струн, не свернуты в инфинитезимальные многообразия, а лежат за космическим барьером, который не позволяет их наблюдать. Но Дэвида заинтересовала не столько теория, сколько подробности биографии, приведенные в последних абзацах статьи. Оказалось, что Моника выросла в Анакостии — беднейших кварталах Вашингтона. Мать ее была героиновая наркоманка, а отца застрелили при попытке грабежа, когда девочке было всего два месяца. У Дэвида сжалось сердце: она рассказывала ему, что стать физиком ее вдохновил отец, а на самом деле даже его не знала.

Снова он вспомнил Монику, когда распался его брак, и несколько раз собирался ей позвонить. Но каждый раз клал трубку и вместо того смотрел ее имя в Гугле — набирал и выходил на показанные сайты. Он узнал, что теперь она профессор физики, что участвует в чате по африканской истории, что пробежала нью-йоркский марафон за три часа и пятьдесят две минуты — вполне достойное время для тридцатитрехлетней женщины. Однако самым лучшим его открытием была фотография Моники в сетевой версии журнала «Принстон пэкет», где она стояла перед скромным двухэтажным домом с большим крыльцом. Дэвид немедленно узнал это место: дом 112 по Мерсер-стрит, где провел последние двадцать лет своей жизни Альберт Эйнштейн. В своем завещании Эйнштейн настоял, чтобы дом не превращали в музей, и потому он остался жильем для профессоров, связанных с Принстонским институтом фундаментальных исследований. Подпись под фотографией сообщала, что профессор Рейнольдс недавно переехала в этот дом, сменив другого профессора, вышедшего на пенсию.

Вот туда и направился Дэвид, сойдя с поезда на вокзале Принстона. Он снова шагал через темный кампус, теперь разумный и трезвый, но исполненный отчаяния и сомневавшийся, так ли уж рада будет Моника его видеть.

Люсиль говорила по телефону с агентами в Трентоне, когда в конференц-зал ворвался министр обороны. Она была так поражена, что чуть трубку не выронила. Министра она видела только один раз, когда на какой-то церемонии в Белом доме он представлял очередную антитеррористическую инициативу. Они тогда обменялись рукопожатием и парой дежурных любезностей. А сейчас этот человек навис прямо над нею, воинственно набычившись и наклонив квадратную физиономию. Прищуренные глазки неодобрительно смотрели из-за очков без оправы. Хотя было три часа ночи, редкие седые волосы министра были тщательно причесаны, галстук лежал строго посередине, завязанный безупречным виндзорским узлом. За министром хвостом следовал двухзвездный генерал от авиации, неся в руках секретарский портфель.

— Ладно, я тебе перезвоню. — Люсиль повесила трубку и с трудом встала на ноги. — Господин министр, я…

— Сидите, Люси, сидите, — отмахнулся он. — Не надо этих формальностей. Я просто хотел своими глазами посмотреть, как развивается операция. Летчики любезно согласились доставить меня в Нью-Йорк.

«Класс, — подумала Люсиль. — Было бы очень мило, если бы кто-нибудь дал себе труд меня известить».

— Докладываю, сэр: мы считаем, что нашли нашего задержанного. Поступила информация, что сейчас он в Нью-Джерси, и мы…

— Как?! — Министр наклонился вперед и повернул голову, словно человек, недослышащий одним ухом. — Я думал, вы его зажали в Манхэттене. Чего стоят тогда все ваши блокпосты на мостах и в туннелях?

Люсиль неловко поерзала в кресле.

— К сожалению, фото Дэвида Свифта было выдано полиции с задержкой. Когда же портрет был роздан, один полицейский с Пенсильванского вокзала опознал подозреваемого. Он сказал, что Свифт сел на поезд в Нью-Джерси около часа тридцати.

— Как он сел на поезд? По фальшивым документам?

— Нет. Судя по всему, подозреваемый смешался с группой людей, бравших поезд штурмом — шайка пьяных дебилов. И в суматохе упомянутый полисмен не проверил его документы.

Министр нахмурился.

— Непростительно. В настоящей армии такой солдат был бы казнен. Расстрелян на рассвете своими же товарищами по оружию.

Люсиль не знала, что на это ответить, и потому оставила замечание без внимания.

— Я только что говорила с нашими агентами в Нью-Джерси. Они сели на поезд на станции Трентон, но подозреваемого там не оказалось. Сейчас мы отрабатываем версию, что Свифт сошел с поезда вместе с пьяной компанией. Полисмен с Пенсильванского вокзала сказал, что они из Метучена.

— Не очень многообещающий вариант. Какие еще ниточки?

— Мы поставили группы наблюдения у домов коллег Свифта по историческому факультету Колумбийского университета. Некоторые из них живут в Нью-Джерси, так что есть неплохой шанс получить помощь кого-нибудь из них. И мы взяли для допроса бывшую жену Свифта. Она сейчас внизу со своим сыном и любовником, пожилым человеком по имени Эмори Ван-Клив. Мы сейчас…

— Стоп. Как его зовут, вы сказали?

— Эмори Ван-Клив. Юрист, партнер-владелец «Мортон, Макинтайр и…»

— Боже мой! — Министр схватился за голову. — Вы что, не знаете, кто это такой? Ван-Клив — один из крупнейших спонсоров последних выборов. О Господи! Он же внес двадцать миллионов долларов на президентскую кампанию!

Люсиль напряглась. Услышанное ей совершенно не понравилось.

— Сэр, я следовала приказам директора бюро. Он мне велел заниматься этим делом со всей возможной тщательностью, что я и выполняю.

Министр скривился, снял очки и взялся пальцами за переносицу.

— Люси, поймите меня правильно. Я прошу вас действовать агрессивно. Я прошу вас бросить на это дело все ваши силы. Этот проект — один из главных приоритетов Пентагона. Если информация просочится к иранцам или северокорейцам, последствия будут опустошительны. — Он снова надел очки и уставился на нее — глаза как два снайпера. — Но такого человека, как Эмори Ван-Клив, нельзя допрашивать стандартным способом. Он один из главных республиканских фандрайзеров Америки. Когда прошлой весной сюда приезжал президент, они вместе в гольф играли!

— Так что же вы предлагаете, сэр?

Он оглянулся через плечо на генерала-летчика. Тот без единого слова открыл кейс, достал папку и подал ее министру, который стал листать содержимое.

— О'кей, вот тут сказано, что у этого Свифта в анамнезе серьезное злоупотребление.

— Он крепко пил в свои двадцать и позже, — уточнила Люсиль.

Министр обороны пожал плечами:

— Пьяница — это навсегда. Можем сказать, что он перешел на кокаин и поставлял его богатеньким деткам в Колумбийском. Бюро готовило его арест у него на точке в Гарлеме, но он сумел со своими дружками захватить агентов врасплох и убить полдюжины. Как вам такая легенда?