Цветы над адом - Илария Тути Страница 19

Магдалена смотрела на него, не в силах сформулировать свои мольбы. За всю жизнь ей еще не доводилось испытывать подобного беспокойства. То, что творилось в стенах Школы, возвращалось к ней ночными кошмарами, и она просыпалась в слезах.

«Здесь что-то не так», — без конца повторяла она. Что-то неясное и неопределенное, чему было трудно подобрать название. Поэтому она не догадалась обо всем сразу же и стала соучастницей в этом попрании жизни.

Взглянув на свои руки, она поднесла их к глазам. Ей показалось, что они замараны.

В Школе никто не разделял ее терзаний. Напротив, на нее неодобрительно косились и следили за каждым ее шагом, так что у Магдалены создавалось впечатление, будто она — единственная паршивая овца в этом отлично спевшемся стаде.

Она посмотрела вверх именно тогда, когда солнечный свет добрался до витражного окна. Красный тонкий луч коснулся распятия на уровне ребра. Казалось, рана открылась и закровоточила. Видение повторилось. Впервые оно явилось ей, когда Агнес Браун знакомила ее с главным правилом Школы: «Смотри. Наблюдай. Забывай».

Взволнованная Магдалена вздрогнула.

Видение не дарило надежду и не указывало путь к спасению, а лишь изображало муку. Христос смотрел на нее понурым взглядом того, кто не надеется на помощь. Не было обвинения страшнее, чем этот отчаявшийся взгляд.

Решив, что нужно действовать, Магдалена поднялась со скамьи.

Ее охватило желание как можно скорее исправить содеянное. Она спешно прошла по пустынным галереям первого этажа до главного входа, поднялась по ступенькам парадной лестницы и застыла на месте.

Агнес Браун наблюдала за ней с мезонина, скрестив руки на выступающем животе. В ее улыбке было что-то пугающее. Казалось, она способна проникнуть в самые потаенные мысли, в самые сокровенные тайники души и зародить сомнения в очевидном.

— Мне нужно к ним, — сказала Магдалена, чтобы не растерять уверенности и не повернуть назад.

Агнес медленно покачала головой.

— Нет. Ты больше не будешь заниматься пациентами первого этажа, — степенно произнесла она. — Я поручу тебе другие дела. Более подходящие твоему характеру.

Магдалена вцепилась пальцами в мраморные перила. Ей показалось, что руки стали холоднее мертвого камня.

— Пациентами? — возмутилась Магдалена. — Мне нужно туда подняться, — настойчиво повторила она.

Улыбка на лице Агнес погасла.

— Магдалена, Школа приняла тебя как родную дочь. Нехорошо кусать руку, которая дает тебе пищу.

— Я не собираюсь никого кусать, я только хочу помочь.

Агнес возвела глаза к небу, и ее подбородок описал в воздухе полумесяц.

— А тебе не приходило в голову, что мы здесь все только этим и занимаемся? — спросила она.

Магдалена глубоко вздохнула.

— Мы им не помогаем. То, что мы делаем, это… так странно. Им нужно другое. Мы должны…

Агнес Браун выслушала сомнения своей подчиненной без тени удивления на лице.

— Мы четко следуем медицинским предписаниям, — спокойно ответила она. — Кто ты такая, чтобы отрицать эффективность научного подхода?

Магдалена промолчала. Она заметила, что вокруг собрались люди. Остальные сотрудники Школы столпились у входа и с осуждением наблюдали за ее демаршем против Правил.

— Ты хочешь сказать, что мы с ними плохо обращаемся? — задала вопрос Агнес.

Магдалена смотрела ей прямо в глаза.

— Нет, госпожа Браун.

— Ты хочешь сказать, что мы их плохо кормим и не следим за гигиеной?

Магдалена прикусила язык.

— Нет, госпожа Браун.

— А тогда, святые небеса, к чему весь этот разговор?

Было похоже, что она произносит эти слова не впервые. Видимо, Агнес Браун привыкла манипулировать людьми. Теперь Магдалена в этом не сомневалась.

— Сестра Браун, им не достает только одного… Самого главного — любви, — проговорила Магдалена.

Впервые за время своего пребывания в Школе Магдалена прочитала на лице Агнес Браун неподдельное изумление.

— Уединение порой странным образом сказывается на людях, — ответила женщина. — Ты какая-то нервная, меня это беспокоит. Иди к себе и отдыхай. На сегодня ты свободна.

Магдалена взглянула на кухарку и одного из рабочих, но не нашла на их лицах и намека на сочувствие. Мари в мокром фартуке безучастно наблюдала за происходящим из-за кухонной двери.

— Магдалена, ступай к себе! — повторила сестра Браун.

Этот спокойный приказ подействовал на нее сильнее, чем все сказанное прежде.

Магдалене стало казаться, что стены Школы смыкаются вокруг нее, воздух остывает, а воля утекает по каплям, как вода с рук Мари. И эмоции замирают.

Магдалена отступилась. Не из страха, а из-за того, что оказалась совершенно одна в этой крепости, способной выдержать любой натиск.

«Школа — живой организм», — напомнила она себе. И этот организм, защищая себя, отторгает ее как инородное тело.

Магдалена ретировалась от враждебных взглядов в свою комнату. Достала со шкафа чемодан и принялась собирать свои скромные пожитки. Естественно, без щедрого жалованья ей придется несладко. Однако теперь у нее не вызывало сомнений, что столь большое вознаграждение — это плата за молчание.

Взяв в руки пальто, она застыла на месте.

«Молчание поощряет палача, а не его жертву», — сказала она себе. И ее бегство — не что иное, как очередное замалчивание того, что здесь происходит.

Повесив пальто на место, она присела на кровать. Под тяжестью ее тела натужно заскрипели пружины.

Она их не бросит. Она уйдет отсюда только вместе с ними. Уйдет, а не сбежит. Но ей необходимо время. Время и доказательства.