Откровение огня - Алла Авилова Страница 18

Отец Михаил захлопнул книгу. Брат Леонид отпрянул, словно получил толчок в грудь, и перевел взгляд на старика.

— Что это за книга, отче? Кто сказал такие слова?

— Я сказал.

— Ты?! Дурачишь. Ты их списал.

— Нет, то были мои слова, душа моя, — повторил иеромонах. — А дальше — отца Евлария.

— Какого отца Евлария? — перепросил знаменец и в следующий миг сам понял какого. — Отца Евлария?!

— Слышал о нем?

Брат Леонид, не сводя округлевших глаз с отца Михаила, оторопело кивнул головой.

— И что слышал?

— Что чудотворец был, таинственник. В тайности тут у вас жил, в тайности почил, — говорил Леонид, а сам думал о другом. — Чего я не пойму, это откуда ты его слова знать можешь?

— От отца Георгия.

— А тот — от кого?

— От отца Пахомия.

— А он? — продолжал доискиваться брат Леонид, что травнику вроде даже и нравилось. Тот называл знаменцу все новые и новые имена и наконец сказал:

— А отец Константин — от самого отца Евлария.

— Вот ведь как, — выдохнул, как простонал, Леонид, — значит, друг другу тайны передавали. И никто их больше не знал?

— Никто.

— Так разве ж так дозволено? — прошептал молодой инок.

Отец Михаил поднялся с камня и скрылся в пристройке. Книга осталась лежать на земле. Знаменец передвинулся к ней, поднял доску и нашел место, на котором остановился.

«Тепло опускается в бездну, — читал дальше Леонид, беззвучно шевеля губами. — Бездна прохладна. Заглянув в нее, не отвернешься. Темъ дышит неровно. Дыши с нею, и исчезнет страх. Гул уходит ввысь. Высь уходит внутрь. Глубины вздымаются, разлетаются в стороны. Видишь внизу Млечный Путь? Нет меры в пространстве, нет соразмерности. Всюду играет…» — тут он спотыкнулся о слово, которого не знал, и в тот же миг услышал рядом голос иеромонаха:

— Чего ты спешишь?

Знаменец отпрянул от книги и уставился на огонь, не осмеливаясь взглянуть на старика.

— Потом прочтешь, — добавил тот. — Спрячь ее у себя.

Смысл сказанного отцом Михаилом не сразу дошел до молодого инока.

— Ты мне ее отдаешь?

— Хочешь?

— Почто?

— Так берешь?

Спешно, словно надо было бежать, брат Леонид схватил книгу и засунул ее за пазуху.

— Почто мне? Почто не выбрал кого из своих?

— Свои-чужие, какая разница?

Леонид прижал книгу рукой посильнее к телу и зажмурился от блаженства.

— Ты, отец, скажи все же прямо: мне даешь свою книгу или отдаешь ее через меня в нашу обитель?

— Ваша обитель, должно быть, уже сгорела, — услышал знаменец в ответ.

— Господи, — простонал он, вспомнив о бандитах.

— И Захарьина пустынь сгорит, — прорек старик.

Леонида передернуло: «Бежать надо!»

— Не надо бежать! — сказал отец Михаил.

Ровно дышала природа в эту ночь. Тусклый полумесяц едва выделялся среди созвездий. Костер отца Михаила был ярок, и только он. Котелок был убран, и свободный от пользования огонь еще больше притягивал взгляд Леонида.

Сколько они уже молчали? Знаменец перестал чувствовать время. Он и себя почти не чувствовал — если бы не ком в горле, он бы себя совсем забыл. Ком зашевелился, и Леонид услышал собственный голос:

— Всюду играет энергея…

Произнеся эти слова, он очнулся. «„Энергея“ — так это то слово, что в книге было!..»

Старик по-прежнему смотрел в огонь и, похоже, ничего не слышал.

— Отче, — позвал брат Леонид. — Что такое «энергея»?

Иеромонах словно оглох. В следующую минуту слух молодого монаха резануло конское ржание и ночь ощутилась иначе: душной, черной, страшной.

— Отче! — позвал Леонид приглушенно. Он пододвинулся к старику и дернул его за рукав. — Отче, слышишь коней?

— Кочары на подходе, — спокойно отозвался Михаил.

— Что теперь будет?

— Не бойся.

* * *

Шло время, была уже вторая половина апреля. Я работал большей частью в отделе рукописей Библиотеки Ленина над своей диссертацией. После разговора с Парамахиным я был в АКИПе раза два-три и попадал в дни дежурства Тани-Мальчика. Когда я наконец увидел Сову, то сразу отметил, что угрюмая библиотекарша преобразилась: она ходила теперь с распущенными волосами, красила губы и проявляла несвойственную ей прежде приветливость.

— Чудо еще не произошло? — спросил я ее как сообщницу.

— Какое чудо? — не поняла она.

— Я имею в виду возвращение на место подлинного «Откровения огня».

— А, вы об этом! Это безнадежно.

Я посмотрел на нее в недоумении: как это понимать?

— Значит, выйти на след рукописи не удалось?

Она отрицательно покачала головой.

— Следует понимать, что проверка уже закончилась?

— Какая проверка? — насторожилась Сова. Было похоже, что она ничего о ней не знала. Оставалось думать, что Парамахин решил скрыть это дело ото всех, кроме меня. Взяв полученные от Совы рукописи, я отправился работать к своему столу. Не прошло и получаса, как передо мной вырос сам Парамахин. Тот же костюм, то же выражение лица.

— Можно вас на минуту?

Мы вышли на лестничную площадку, как и в прошлый раз.

— Я заглянул в читальный зал и увидел вас, — сказал он мне. — Как ваши дела? Обнаружили еще что-то интересное о кенергийцах?

Узнав, что неожиданности больше не происходили, Андрей Алексеевич заявил:

— Наверное, вы получили все причитавшиеся вам сюрпризы одним разом. Я до сих пор нахожусь под впечатлением вопиющей заурядности обстоятельств, благодаря которым вы вышли на «Замечательную находку» в «Историческом вестнике». Вот и у меня такая же привычка: прочитаю нужную статью в журнале и потом обязательно его пролистаю — мало ли еще что там имеется интересного. Но почему-то мое любопытство пока ни разу не было вознаграждено — вам же выпала удача, да еще какая! И с Сизовым вам поразительно повезло: обнаружить мимоходом единственный источник информации — такое ведь тоже случается редко. Сразу после нашей последней встречи я познакомился с материалом о Захарьиной пустыни в «Любителе древности». Ну и история! Загадочное начало, загадочный конец. Должен сказать, последнее чудо в Захарьиной пустыни — так называемое «действо» во время ее осады — мне показалось более впечатляющим, чем чудеса Евлария. Вы помните описание этого события в следственном деле, пересказанное Сизовым? Я имею в виду некоторые подробности в докладной офицера, руководившего осадой, который узнал о случившемся от очевидца. Там есть одна любопытная деталь: участники «действа» стали после него «тихими». Похоже на шок, вы не находите? Я могу это себе хорошо представить, очень даже хорошо! А потом вдруг какая-то дремучая уголовщина. Кто пролил кровь и зачем? Как связать одно с другим? И куда все же делись люди? Неужели правда сгорели вместе с монастырем, как заключило следствие? Среди них, помнится, была беременная женщина, подруга атамана. Эта подробность делает конец Захарьиной пустыни особенно драматичным. Впрочем, есть одно обстоятельство — неизвестное Сизову, но известное вам и мне, — которое заставляет думать, что по крайней мере один из осажденных спасся. Как бы тогда уцелело «Откровение огня»? Последний кенергиец оставался в Захарьиной пустыни до конца, а значит — и эта книга. Кто-то должен был вынести ее из монастыря, чтобы она спустя сто лет могла обнаружиться в Благовещенском монастыре под Тамбовом, а потом, еще через сто пятьдесят лет после этого, попасть в фонд АКИПа. Разумеется, такое рассуждение оправданно, если верить, что сообщение о кенергийской рукописи в «Историческом вестнике» отражает действительность и что это именно она поступила к нам в 1938 году. Хочу вам признаться, что в последнее я верю все меньше.