Порода убийц - Джон Коннолли Страница 18

Я позавтракал в ресторанчике «У Бинтлиффа» на Портленд-стрит и заодно продумал план на день. Я сидел в одной из больших красных кабин наверху. Надо мной медленно вращался вентилятор, позади негромко играл джаз. В этом ресторане такое калорийное меню, что движение «На страже нормального веса» должно постоянно выставлять пикет у его дверей: имбирные оладьи с лимонным соусом, апельсиновый французский тост, омар по-бенедектински — в общем-то, все это не назовешь диетическими блюдами, скорее всего, такое меню вызовет возмущение многочисленной армии диетологов. Я ограничился свежими фруктами, тостом из пшеничного хлеба и кофе, испытав удовлетворение праведника и некую грусть. Стоявшее перед глазами зрелище ползающих пауков заглушило аппетит. Возможно, это дети подшутили, но шутка жестокая, ужасно неприятная.

Уотервилл, где располагался офис Братства, находился между Портлендом и Бангором. После Бангора я мог бы отправиться на восток к Иллсуорсу, где проходило федеральное шоссе № 1. Именно там было обнаружено тело Грэйс Пелтье. А от Элсворта до дома Марси Бекер, подруги Грэйс, которая так и не появилась на похоронах, было рукой подать. Я допил кофе, бросил прощальный взгляд на тарелку с недоеденным французским тостом из хлеба с изюмом и корицей — такой же несли к столику у окна, — встал и направился к машине.

На другой стороне улицы на ступеньках, ведущих в помещение почтамта, сидел мужчина. На нем были коричневый костюм, желтая рубашка и красно-коричневый галстук, поверх наброшено темно-коричневое пальто. Короткие рыжие волосы, чуть тронутые сединой, торчали во все стороны, практически стояли дыбом, словно он был подключен к розетке. Он ел рожок мороженого. Его рот совершал размеренные движения, человек поедал мороженое методично, ни на секунду не прерывая и не замедляя акт жевания, даже чтобы насладиться вкусом. Было в этой манере нечто отталкивающее, напоминающее повадки огромного насекомого. Я почувствовал на себе его взгляд, когда садился в машину. Пока я выруливал на дорогу, его глаза неотрывно следили за мной. В зеркале заднего вида я наблюдал, как голова незнакомца поворачивалась мне вслед, а челюсти продолжали работать без устали, как у огромного жука.

Официальный офис Братства располагался на Мэйн-стрит, 109А, в центре делового квартала Уотервилла. Отдельные районы Уотервилла довольно привлекательны, но центр города не из их числа, в основном поскольку сильно напоминает невзрачный торговый комплекс, составляющие части которого в случайном порядке обрушились с небес на землю, да так и остались, сократив тем самым огромную центральную часть города до размера ярко освещенной парковки. Впрочем, достаточно кирпичных зданий окружал знак, приветствующий приезжих, прибывающих в центральную часть Уотервилла. Среди них и скромные офисы Братства. Они занимали два верхних этажа в пустующем здании над витринами «Табачного Джо», расположившись между парикмахерской и кафе.

Я оставил машину на площадке торгового центра и перешел дорогу напротив кафе. Рядом со стеклянной дверью офиса Братства был звонок, здесь же поблескивала линза системы видеонаблюдения. На металлической вывеске было выгравировано: «Братство — Да ведет тебя Господь». На полочке сбоку лежала груда брошюр. Я прихватил одну, опустил в карман, затем нажал кнопку звонка и услышал надтреснутый голос. Он был подозрительно похож на голос мисс Торрэнс.

— Чем могу помочь?

— Я пришел к Картеру Парагону.

— К сожалению, господин Парагон сейчас занят.

Я был здесь впервые, однако уже испытывал ощущение, сходное с дежа вю.

— Но я пришел сюда, ведомый волей Господней, — возразил я. — Вы же не собираетесь мешать исполнению Его намерений?

Единственным звуком в ответ было клацанье прерванного соединения. Я снова позвонил.

— Да? — раздражение в ее голосе было нескрываемым.

— Могу ли я подождать мистера Парагона?

— Это невозможно. Это служебный офис. О любых встречах с мистером Парагоном надо договариваться в письменном порядке. Удачного дня.

У меня было такое ощущение, что приятный день для миссис Торрэнс понимала совсем не так, как я. Меня также поразило, что за все время нашего разговора мисс Торрэнс ни разу не спросила, как меня зовут и по какому вопросу я обращаюсь. Возможно, во мне заговорила подозрительность профессионального детектива, но мне показалось, что она уже знала, кто я такой. Точнее, знала, как я выгляжу. Откуда бы?

Я обошел квартал со стороны Темпл-стрит и оказался на заднем дворе офиса Братства. Там была маленькая площадка для парковки, через потрескавшийся бетон проросли сорняки, над парковкой возвышалось усохшее дерево, поодаль виднелись две емкости с пропаном. У здания была белая дверь, на окнах — жалюзи. Черная металлическая пожарная лестница так одряхлела, что любому обитателю здания стоило бы предпочесть бороться с пламенем самостоятельно, нежели воспользоваться ею. Судя по некоторым признакам, этим выходом пользовались не так уж часто. На стоянке виднелась одна машина — джип «эксплорер 4x4». Заглянув в окно офиса, я заметил на полу коробку. Скорее всего, в нее были свалены пачки религиозных брошюр, стянутые резинками. Не надо быть гением дедуктивного метода, чтобы определить, что это и есть сердце Братства.

Я вернулся на Мэйн-стрит, купил пару газет, последний выпуск журнала «Роллинг Стоунз» и отправился в кафе «У Йоргансена», где уселся за высоким столиком у окна. Оттуда мне было прекрасно видно дверь дома 109А. Я заказал кофе и булочку и, устроившись на стуле поудобнее, принялся читать и ждать.

Во всех газетах писали о находке у озера, хотя никаких особых подробностей, кроме тех, что я уже знал из телевизионных репортажей, не было. Впрочем, кто-то раздобыл старую фотографию Фолкнера и первых четырех семей, которые отправились с ним на север.

Глава общины был высокий мужчина, просто одетый, с длинными темными волосами, очень прямыми черными бровями и впалыми щеками. Даже на фотографии плохого качества было заметно, что это человек, обладающий харизмой. Ему было около сорока, жена — чуть старше. Сыну и дочери около семнадцати и шестнадцати лет соответственно, на фото они стояли перед родителями. Видимо, Фолкнер довольно рано стал отцом.

И, хотя я знал, что фотографию сделали в шестидесятые, складывалось впечатление, что эти люди могли принадлежать любому времени — такими застывшими и узнаваемыми были их лица и позы. Было что-то вневременное в их фигурах и в их вере в возможность отстраниться от мира — два десятка обычных людей, мечтающих об утопии посвящения себя служению во славу Господа. Из краткой подписи следовало, что местный землевладелец, человек весьма набожный, сдал им в аренду участок на условиях предоплаты из расчета один доллар за акр. Ближайшим поселением был городок Орлиное Озеро на севере, но жизнь в нем постепенно замирала, лесопилки закрывались, население уменьшалось. Туризм мог бы оживить этот край, но в 1963 Фолкнер и его последователи были предоставлены сами себе и сами были вынуждены обеспечивать себе условия выживания.

Я стал разглядывать религиозную брошюрку. Если вкратце описать ее содержание, это была чистой воды агитка, цель которой сводилась к тому, чтобы вызвать у любого читателя жгучее желание поскорее избавиться от всей имеющейся при себе наличности, а также всякой мелочи на банковском счете. На обложке была интересная иллюстрация в средневековом стиле — скорее всего, сцена Страшного Суда: рогатые черти разрывают тела грешников, а на все это сверху взирает Господь в окружении праведников, которые при жизни творили добрые дела и не жалели пожертвований. Я заметил, что в среднем на одного праведника приходилось около пяти греховодников. С учетом всего, шансы на спасение для большинства моих знакомых выглядели неутешительно. Под картинкой была цитата: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» (Откровение, 20:12).