Убежище - Бренда Новак Страница 17

— Ты хочешь, чтобы я солгал?

— Я хочу, чтобы ты ушел.

— Только вместе с Фейт, — встрял Эрвин.

Новый пронзительный взгляд Боннера заставил его заткнуться.

— Хоуп, я знаю, что у тебя нет причин выслушать то, что я скажу. Но я прошу всего несколько минут твоего внимания. Безусловно, наши дороги очень сильно разошлись. Мы можем поговорить наедине?

Глаза Хоуп жгли подступающие слезы, но она категорически не собиралась их демонстрировать. Она уже давно оплакала Боннера.

— Мне нечего тебе сказать.

— Всего несколько минут, — настаивал он. — Я хочу стобой помириться.

Помириться было невозможно. Боннер никогда не сможет вернуть то, что забрал у нее.

Но ему тогда было всего восемнадцать…

В конце концов Хоуп сдалась. Она резко кивнула и увела Боннера на заднее крыльцо. Села в одно из двух кованых кресел, предложила бы ему второе, но не могла заставить себя смотреть на него.

— Здесь хорошо, — сказал Боннер.

Краем глаза она видела, что он оглядывает цветы в саду, птичью купальню и кормушку для колибри.

У Хоуп сдавило горло так, что она не могла произнести ни слова. Она перевела взгляд на огромные головки георгинов — оранжевые, пурпурные, розовые — и попыталась обрести силы и спокойствие у их красоты. Ома вдохнула запах мокрой травы и свежевскопанной земли. Это было ее убежище, созданное ею безопасное место.

Но прошлое снова настигло ее.

— Говори, я слушаю тебя, — сказала Хоуп, надеясь побыстрее покончить с напряженным моментом. Она очень устала.

— Посмотри на меня.

Неужели она должна? Она заставила себя встретиться с ним взглядом.

— Мне очень жаль, — просто сказал он, его глаза были грустными. — Я знаю, что причинил тебе боль. Я был молод и глуп и жалею об этом.

Хоуп не знала, что сказать. Она потеряла Отем, а он просто сожалеет?

— Ты даже вполовину не жалеешь, как жалею я.

— Поедем со мной домой.

Ее сердце пропустило пару ударов.

— Что?

— Я никогда не переставал любить тебя, Хоуп. Я постоянно молился, чтобы ты в конце концов вернулась и пришла ко мне.

Когда она заговорила, ее голос был едва слышен.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Многое изменилось. У меня сейчас гораздо больше власти в общине. Если ты станешь моей женой, никто не посмеет плохо с тобой обращаться. Тебя простят и обо всем забудут, и все встанет на свои места, как и должно было быть с самого начала. — Он упер руки в бедра, словно уже как следует все продумал и ей остается только дать свое согласие. — Я уже получил у твоего отца благословение. Он дал мне его перед нашим с Эрвином отъездом. Я хочу забрать тебя домой и жениться на тебе. Вернись туда, где на самом деле твое место.

Туда, где ее место? Хоуп даже не была уверена, что такое место вообще существует. Она думала, что ее место здесь, в маленьком домике с красивым садом, но сейчас засомневалась.

— Хоуп? — надавил он, когда она не ответила.

— Я не могу.

— Нет, можешь.

— Прошло одиннадцать лет, Боннер. Все, что у нас было, умерло.

— Я так не думаю.

Хоуп стиснула руки на коленях.

— И тем не менее это так.

— Значит, есть еще кто-то? — спросил он.

Как нелепо он поставил вопрос.

— Ты уже женат, — напомнила она.

— У меня в сердце достаточно места и для тебя.

— Боюсь, мне не хочется присоединяться к параду, направляющемуся в твою спальню.

Он скорчил гримасу:

— Все совсем не так. Я хорошо обращаюсь со своими женами. А к тебе я относился бы с особой заботой. Я бы отдавал тебе каждую свободную минуту…

— И лишил бы мою сестру внимания, которое она сейчас получает? Или ее детей? Или, может, ты говоришь о какой-то другой из своих жен, например о вдове Филдс? Ты ведь вообще не собирался брать ее в жены, верно?

Он сказал после продолжительной паузы:

— Ты изменилась.

— И даже больше, чем ты считаешь.

— Ты стала нечестивицей, как они и говорили.

Хоуп побледнела, но не ответила.

— Я предлагаю тебе истинную любовь и спасение, а ты, глядя мне в глаза, просто глумишься.

— Мне не нужно твое спасение.

— Хоуп, ты совершаешь ошибку. Ты идешь против всего, чему тебя учили. От слов, что ты поступаешь неправильно, здесь, наверное, уже можно услышать эхо.

— Единственное эхо, которое я слышу, — как ты говоришь моему отцу, что согласен с его решением отдать меня Эрвину, — сказала она.

На его скулах заиграли желваки.

— Хочешь побольнее ткнуть меня носом? Я уже сказал, что был тогда очень молод…

— А я — еще моложе.

— Значит, ты не можешь меня простить? Это все, о чем я прошу.

— Нет, ты хочешь получить больше, чем можешь предложить.

Он отшатнулся, словно она дала ему пощечину.

— Но я уже сказал. Теперь у меня есть власть в общине. Я могу…

— Делать все, что только пожелаешь, — закончила за него Хоуп. — Именно это меня и пугает.

Боннер вспыхнул, и Хоуп подумала, что сейчас он покажет себя во всей красе. Но он только высокомерно задрал нос, словно она была самым большим разочарованием в его жизни, и вернулся обратно в дом.

Хоуп последовала за ним, размышляя, что он скажет Эрвину.

— Поехали, — сказал Боннер, входя в гостиную. По лицу Фейт было видно, что она плакала. Хоуп почувствовала угрызения совести за то, что оставила ее наедине с дядей.

— Что ты имеешь в виду? — У Эрвина отвисла челюсть. — Разве Хоуп с нами не поедет?

Хоуп видела гневный обвиняющий взгляд Боннера, словно она его чем-то сильно обидела.

— Нет. Она скорее пойдет в ад, как и говорил ее отец. Отец всегда так верил в нее!

— Ладно. Идем, Фейт, — повысил голос Эрвин. — Собирай свои вещи, и поехали.

Казалось, Фейт не доверяет собственному голосу. Вместо ответа, она покачала головой, и лицо Эрвина исказилось.

— Ты будешь делать, как я скажу. Я твой муж, слышишь? Когда я тебе говорю что-то сделать, ты обязана слушаться. Так что иди в машину. Немедленно.

Удар по щеке прозвучал как выстрел. Фейт дернулась и пошла к входной двери, но Хоуп поймала ее за локоть.

— Она уедет с тобой, только если сама захочет. Не потому, что ты считаешь, что можешь обращаться с ней как с рабыней. — Она повернулась к Фейт и продолжила уже мягче: — Ты не обязана уезжать с ним, Фейт. Я здесь. И я его не боюсь. Я не позволю ему делать то, что тебе неприятно. Не волнуйся об этом. Но если ты хочешь вернуться, это твой шанс.