Нетерпеливый алхимик - Лоренсо Сильва Страница 17

— Он как-то приходил сюда, месяца два или три назад. Тот самый, про кого вы спрашиваете, инженер со станции, — я узнала его фотографию в сегодняшней газете. И вот что интересно — он был не один.

— Не с той ли блондинкой под метр восемьдесят, о которой твердит вся пресса? — встрял я, не удержавшись.

Барменша смерила меня уничижающим взглядом. Потом повернулась к Чаморро и спросила:

— Метр восемьдесят — это сколько? Примерно, как ты?

Чаморро была высокой, чуть выше меня, и очень стройной. Данное обстоятельство иногда осложняло мне соблюдение служебной иерархии, зато выручало в случаях, подобных этому. До меня, в конце концов, дошло, кто в баре хозяин, и я стушевался.

— Нет, — ответила Чаморро с запинкой. — Еще выше.

— Таких дылд у нас отродясь не водилось, — категорично заявила барменша.

— А та женщина, случайно не блондинка?

— Скорее брюнетка, и вся из себя… беленькая-беленькая.

— Молодая или в годах?

Барменша недобро усмехнулась.

— Это для кого как. На вид лет двадцать восемь, двадцать девять.

Выражение лица нашей собеседницы не предвещало ничего хорошего. Чаморро опасалась настаивать на продолжении разговора, и я не возражал, поскольку несовпадение во мнениях насчет оценки женского возраста могло завести барменшу слишком далеко. Не стоило дразнить эту людоедку, тем более отдавать ей на заклание мою помощницу. Мы расплатились и отчалили восвояси.

На улице еще долго слышалась гремевшая в баре музыка — заезженная запись некогда популярной песни «На флоте» в исполнении группы «Виллидж Пипл». [25]Мы вернулись в штаб-квартиру и встретили там Марчену. Несмотря на поздний час, он не ушел спать, однако для удобства переоделся в уютный вязаный свитер бордового цвета.

— Руис с ребятами разбираются с одной семейной ссорой, — пояснил он. — Житейские мелочи, но на всякий случай я решил пока не ложиться.

Он слушал радио. Мы устроились рядом и принялись рассказывать ему про барменшу из «Урана». Новость вызвала в нем немалое удивление, но он не успел ничего сказать, потому что на пойманной им волне начали передавать интервью с руководителем одной из групп экологов. Речь велась все о том же, уже набившем оскомину продлении лицензии на эксплуатацию атомной станции, которая в данный момент рассматривалась правительством.

— До чего тесен мир! — воскликнул Марчена.

Экологист говорил четко и убедительно, не растекаясь мыслью по древу. Его низкий бархатный голос звучал на редкость проникновенно, а приводимые аргументы отличались взвешенностью и объективностью.

— Что бы там ни говорили, а производить энергию на основе технологий с радиоактивными отходами — полнейшее безумие. Ведь нам предстоит хранить их на протяжении сотен тысяч лет, — рассуждал он. — Вы в состоянии объять умом такой промежуток времени? Для сравнения скажу: вся история человечества — возьмем на вскидку шумеров — не превышает и шести тысяч. Кем мы себя возомнили, чтобы жертвовать жизнью многих, даже не нами зачатых, поколений?!

— Культурный гад! И не так уж далек от истины, — одобрительно хмыкнул Марчена.

Лидер «зеленых» демонстрировал великолепное знание вопроса: он хорошо изучил хронику аварий на атомной станции и относился к ним с гораздо большей тревогой, чем представители официальных властей. Однако когда журналист попытался перевести разговор на недавнюю смерть инженера, то получил достойную отповедь.

— Не в моих правилах строить догадки на пустом месте, тем более когда затрагиваются сокровенные чувства людей; интимная сфера — материя деликатная и заслуживает уважительного отношения. Мне остается только выразить искренние сожаления по поводу заявлений некоторых моих товарищей, использовавших непроверенные факты в личных целях. Прежде всего, нам следовало бы сосредоточиться на решении собственных проблем, а расследованием пусть занимается полиция.

— Господи, сделай так, чтобы Перейра находился у приемника! — взмолилась Чаморро.

— Даже среди «зеленых» встречаются умные ребята, — прибавил Марчена.

— Шустрый мужик, — сказал я с восхищением. — Он вполне осознает свою власть и предпочитает расходовать ее бережно, не стреляя из пушки по воробьям.

— Власть? — удивилась Чаморро. — А по-моему, все с точностью до наоборот. Разве он не принадлежит к группе борцов против существующей системы?

— До чего же ты наивная, Виргиния. Его речь транслируют по радио, притом на всю страну, перед ним заискивают журналисты. Он сам часть системы. Конечно, ему как защитнику природы приходится исполнять кое-какие санитарные функции, но он далеко не тот революционер, каким ты пытаешься его изобразить. Помнишь, я как-то рассказывал тебе о Юнге [26]и его неудобоваримых теориях, которыми нас пичкали в университете? Он еще возомнил себя чуть ли не гением, а все потому, что простаки, принимавшие его за колдуна и толкователя снов, буквально ломились к нему на прием. Однако в одном я готов с ним согласиться: революционер только воду мутить горазд, он груб, порочен и крайне агрессивен. А наш зеленый друг скорее напоминает сладкоголосую сирену и предпочитает завлекать народ совсем другими песнями.

— Что-то я плохо улавливаю твою мысль, — сказал Марчена, зевая во весь рот.

— Забудь. Главное, у нас стало одной проблемой меньше.