Тьма между нами - Джон Маррс Страница 17

Разговор об этом мерзавце Хантере вывел меня из себя, и теперь я лежу в темноте и не могу уснуть. Перебираю складки на одеяле и вспоминаю издевательский смех, которым он встретил мою самоотверженную попытку втолковать ему, что к чему.

Известие о его смерти застало меня врасплох. Я не мстительный человек, но, надеюсь, она была долгой и мучительной. Какое облегчение — знать, что он наконец покинул землю, освободив нас от своего отравляющего присутствия! Больше он не причинит зла Нине. Никогда. Надеюсь, она избавится от воспоминаний о нем и вернется к нормальной жизни из того ада, который сама себе создала. Если, конечно, можно назвать нормальной жизнь, когда держишь родную мать на цепи, как циркового медведя.

Рассказывая мне сегодня о судьбе этого проходимца, Нина сверлила меня взглядом, стараясь разглядеть за тем нелепым спектаклем, который мне пришлось разыграть, как много я о нем помню.

К сожалению, я помню все. Сколько бы лет ни прошло с тех пор, память об этом ублюдке не увядает. Как ни странно, из нее практически стерлось его лицо. Но это мелочи, потому что я два десятилетия следила за его жалкой жизнью. Три недели подряд я приходила в Королевский суд, садилась на последний ряд галереи для публики и слушала его обвинителей, надеясь, что он не узнает меня в парике и с ярким макияжем. Если его взгляд, изучавший зрителей, и задерживался на мне, то не дольше, чем на других.

Несмотря на суровость обвинений, Хантер сохранял омерзительное высокомерие, которое выводило меня из себя при нашей стычке более года назад. Когда присяжные признали его виновным в убийстве, я еле сдержалась, чтобы не захлопать им. По моим щекам бежали слезы ликования. Наконец-то Нина в безопасности.

Когда Хантера вели в фургон, чтобы отправить в тюрьму в Дареме, фанаты и родственники протестовали против вынесенного приговора, а семья жертвы оплакивала погибшую сестру и дочь. Я чувствовала их боль. Он точно так же пытался отобрать у меня Нину, однако я вырвала ее из когтей хищника. Тем не менее, моя победа повлекла за собой чувство вины, мучающее меня уже двадцать три года.

Почему же я не могу вспомнить его лицо? Этот досадный пробел не дает мне покоя. Включаю светильник, делаю глубокий вдох и достаю из-под кровати шкатулку. Там точно есть то, что мне нужно: заметила, когда открывала в прошлый раз. Тогда мне не хотелось бередить прошлое; теперь время пришло. На выцветшем флаере Хантер стоит на сцене вместе со своей группой. Судя по дате, это одно из последних выступлений. Бледное лицо с тонкими алыми губами и пронзительным взглядом серых глаз тянет за собой цепочку тяжелых воспоминаний о том периоде, когда наши пути пересекались.

После приговора я следила за всеми апелляциями, которые подавали его адвокаты, и каждый раз с облегчением выдыхала, когда суд давал им от ворот поворот. Но узнав, что он отказался признать вину даже ради условно-досрочного, я немало удивилась. Остался верен себе, хотя на кону была свобода. Похоже, у этого слизня все же был хребет. Он умер в заключении; видимо, и мне уготована та же судьба. Такова горькая ирония: мы оба понесли наказание за одно и то же преступление — любовь к Нине.

Суд над Хантером проходил как раз в то время, когда она только начинала свой обратный путь ко мне. Я заботилась о ней и оберегала от любых травмирующих ситуаций почти два года, однако в конце концов она узнала правду. Помню наш тогдашний разговор.

— Почему ты не сказала о том, что случилось с Джоном Хантером? — осторожно спросила Нина за ужином, словно сомневалась, стоит ли вообще упоминать это имя.

— Потому что теперь он — часть твоего прошлого. Я не хотела тебя расстраивать.

Сделав над собой усилие, Нина заглянула мне в глаза.

— Я прочитала, в чем его обвиняют. Не могу поверить. Он не был жестоким и не мог так поступить.

— Порой мы думаем, что знаем человека, а на деле…

— Но я действительно знала Джона!

— Я тоже думала, что знаю твоего отца.

— Джон не мог убить.

Разговор начал мне надоедать. Я отложила столовые приборы.

— Полиция и присяжные с этим несогласны. К тому же, насколько я понимаю, Хантер крутил со многими. Я не виню этих бедняжек; я сама была бы на седьмом небе, если б на меня обратил внимание такой популярный певец. Но он жил со своей девушкой, а остальных просто обманывал. Пользовался ими.

Нина открыла рот, словно хотела возразить, однако передумала. Теперь она вообще во всем сомневалась. Последние несколько месяцев оставили в ее сознании глубокие шрамы — с такими сложно доверять собственным суждениям. А это значило, что я хорошо справилась со своей задачей…

Закрываю шкатулку и убираю ее под кровать. На сегодня достаточно. Выключаю свет и тупо смотрю в стену, по которой мечутся тени деревьев, подсвеченные уличными фонарями. Гроза, бушующая сегодня снаружи, — жалкое отражение тех бурь, что свирепствовали между нами, внутри этих стен. Хотела бы я знать, о чем сейчас думает Нина? Что помнит? Какие события ее память сохранила нетронутыми, а какие ей пришлось собирать по кускам, как лоскутное одеяло? Надеюсь, ее слова о намерении пойти к психотерапевту были пустой угрозой. Потому что, если она действительно это сделает, ей помогут сопоставить факты и восстановить прошлое. И тогда она не поверит, что все это я сделала лишь ради того, чтобы ее защитить.

Я крепче закрываю глаза, и лицо Хантера вновь исчезает. И пусть он уже мертв, я точно знаю, что сегодня ночью он, как обычно, воскреснет в моих снах. Он и его девушка.