Смерть за стеклом - Бен Элтон Страница 16

Келли – налет интеллектуальности. Нравится.

Дервла – загадочная красотка. Нравится.

Лейла – очень соблазнительна, но дура. Не нравится.

Мун – дура и к тому же не очень соблазнительна. Не нравится.

Газза и Джаз нравятся (за исключением интеллектуалов и феминисток).

О Сэлли немного, в основном – негатив. (Примечание: нетрадиционное меньшинство полагает, что С. – безнадежная натуралка. Предпочли бы симпатичного гомика или заводную лесбу.

О Хэмише вообще ничего.

Колридж пролистал вырезки. Оценки большинства публикаций совпадали с выводами «Любопытного Тома». Но в заметках еще говорилось, что дела у «арестантов» идут лучше, чем предполагалось.

«Осевшее суфле вновь поднимается!» – гласил один из заголовков. Газета ссылалась на собственное суждение недельной давности, в котором утверждалось, что никакое суфле не поднимется вторично, не говоря уже о третьей попытке. Это было новостью для Колриджа: оказывается, перед третьей серией программы ходили разговоры о том, что идея себя изжила. Сам Колридж не сомневался, что подобные передачи обречены на успех, и, выходит, ошибался. Газеты свидетельствовали, что многие шоу с шумными и броскими героями из масс, которым пророчили звездную славу, не дожили до исполнения собственных обещаний. В начале недели ожидалось, что новая серия «Под домашним арестом» тоже потерпит крах. Но, несмотря на мрачные предсказания, после семи трансляций выяснилось, что рейтинг тот же, что и у двух предыдущих. Больше всех удивилась сама Джеральдина, в чем откровенно призналась в модной ночной передаче «Клиника».

Колридж вставил кассету в видеомагнитофон и тут же бросился уменьшать звук: с экрана понеслись приветственные визги и вопли ведущей, которая встречала в своей программе Джеральдину. Ее крики наверняка долетели до второго этажа, где спала жена.

– Хай, дорогуша, – радовалась дико крутая послеполуночная ведущая. – Вот вы и разменяли вторую неделю в доме. Нам понравилось!

– Встречаем супертеледаму! – вторил ей такой же дико крутой послеполуночный ведущий. – Мы тебя любим, Джеральдина! Удачи!

– Воггл – настоящий класс! – выкрикнула девушка. – Мы тебя обожаем, Воггл!

– Воггл – душка! Воггл – клевый парень!

– Воггл – это полный улет!

Послышались бурные приветствия. Зрителям Воггл нравился.

– Удивительно, – проговорила Джеральдина, когда шум стих. – Я, конечно, рассчитывала, что он всех разбередит. Но не ожидала, что настолько сильно.

– Он теперь среди самых-самых, – воскликнула ведущая. – Как Деннис-бесенок [19]или Лягушонок Кермит в «Маппет-шоу». [20]

– Тут такое дело: никто бы не согласился с ним жить, но все по полной оттягиваются, наблюдая, как колбасятся другие.

– Воггл – супер!

– Воггл – душка! Отпад! – подхватил ведущий и быстро добавил. – У вас вообще все кайфово. Удачи всей их компашке!

– Bay!

– Но особенно я торчу от Келли. Ей-ей!

– Ты чего! – Девушка ткнула ведущего пальцем под ребра. – Нашел на кого западать! Дервла намного красивее – сто пудов!

– Красивее – согласен. От нее я тоже балдею, спасибо ей за это. Но у Келли… у Келли есть что-то особенное.

– Здоровые титьки?

– Как тебе сказать? Это мужская тема.

Мужчины в студии согласно завопили.

– А что у нас с Дэвидом? Мы его не слишком любим? Скорее наоборот?

– Не слишком, – согласился ведущий.

При упоминании имени Дэвида публика загудела, и режиссер, воспользовавшись ситуацией, вывел на экран прямую трансляцию из дома, где разворачивалось действие шоу «Под домашним арестом»: Дэвид сидел на полу скрестив ноги и играл на гитаре. Он явно любовался собой. Зрители расхохотались.

– Подотри сопли! – пронзительно завопила дико крутая.

Колридж потягивал пиво и смотрел записанный три с половиной недели назад материал. Его поразила жестокость происходящего: человек на экране совершенно не подозревал, что над ним смеялись и потешались. Словно вся страна превратилась в огромный школьный двор, а зрители – в хулиганов-задир.

– Ну ладно, довольно! – У дико крутого ведущего как будто пробудилась совесть. – Я уверен, мама его любит.

– Хвала его мамочке! Только скажите, чтобы он постригся!

– И перестал играть на гитаре.

Интервью продолжалось – стали обсуждать неожиданный успех третьей серии «Под домашним арестом».

– Ты бросила вызов всяким умникам и зубоскалам, и шоу сос-то-я-лось! Это для тебя большое облегчение, Джери. Ну, признайся, что я прав!

– Абсолютно прав, – ответила Джеральдина. – Была бы я мужиком, сказала бы, что поставила на кон все, включая собственные яйца. Сбережения и то, что получила от раздела с Би-би-си. Я единственный постановщик «Любопытного Тома», ребята, и если провалюсь, не на кого будет валить.

– Железная женщина, – пришла в восторг девушка-ведущая. – Вы нам нравитесь. Примите и прочая!

– Именно железная, милочка, – подхватила Джеральдина. – Бросила халявное место на Би-би-си, чтобы заняться этим шоу. И тут все стали ждать, когда я окажусь в жопе.

– Да уж, – скаламбурил дико крутой послеполуночный ведущий. – Коль ушла с Би-би-си, то пощады не проси. Я слышал, тебе прочили место генерального директора? А ты хлопнула дверью!

– Думаю, в конце концов предложили бы. Ну и шут с ним. Я делаю программу, а не целуюсь целыми днями с политиками – такими, как эта задница Билли. Рылом не вышла.

Камера наехала на другого гостя «Клиники» – это был снисходительно улыбавшийся министр культуры Билли Джонс, который согласился засветиться в ночной передаче, осуществляя правительственную стратегию по сближению с молодежью.

– Очень жаль, – хохотнул он, – что у моей задницы нет никаких шансов расцеловаться с такой очаровательной леди, как вы, Джеральдина.

– Скажите, Билли, – вмиг посерьезнела ведущая, – на ваш взгляд, «Под домашним арестом» – супер ТВ или куча дерьма?

– О, «Под домашним арестом» – полный супер и никакого дерьма.

– А как быть с теми, кто утверждает, что наше телевидение деградирует? Что нам нужно больше, ну я не знаю, исторических, что ли, программ? Или классической драмы?