Там, где меня нет - Александр Варенников Страница 16

Во время вечерней планерки Даниил, сам того не желая, раз шесть или семь останавливал взгляд на лице капитана Галимуллина. Пристально вглядывался в него. Он думал о том, что эти черные брови, напряженный лоб и острые скулы, наверное, сразили Алину наповал в первую же секунду их знакомства.

Но ведь прошло слишком много времени, и она, скорее всего, изменилась в мыслях своих и в чувствах уже не один десяток раз. Разве нет? Задаваясь этим вопросом, Даниил напоминал себе, что все люди меняются, но при этом остаются прежними. Парадокс, над которым задумываться так же бессмысленно, как и искать причины возникновения в людях жестокости, той, что толкает на изощренные преступления. Только сломаешь себя.

Подполковник Першин, сидя во главе стола, поочередно спрашивал сотрудников о проделанной за день работе. Все так или иначе сводилось к «мешку с подарками». Такое определение пустил в ход кто-то из младшего офицерского состава, и теперь оно, прижившись на устах сотрудников милиции, употреблялось при каждом удобном случае.

— Что удалось узнать по судимости Черепанова? — задал вопрос Першин.

— Сделал запрос по этому поводу в Рязань, — ответил Трофимов, поглаживая пальцем край темно-синей папки, которая лежала прямо перед ним на столе и с которой он не расставался ни на секунду. — Драка в баре. Поножовщина. Черепанов, как оказалось, не робкого десятка был. Голыми руками обезоружил своего обидчика, но перестарался и проломил ему череп. Как результат — обидчик остался дураком. Статью из 108-й переквалифицировали в 111-ю. Черепанов на два года отправился в колонию. Вышел в 2000 году.

— Перестарался, значит, — многозначительно заключил Першин.

В кабинете повисла тишина. Все ждали, что же еще скажет подполковник. Но он продолжал молчать, напряженно думая о чем-то. Даниил усмехнулся про себя, представив, что Першин думает о своей жене или, например, о предстоящем ужине, и что ему глубоко наплевать на расчлененный труп мужика с большими кулаками.

— По месту регистрации его в последний раз видели в марте этого года, — продолжал Трофимов. — Участковый говорит, что раньше Черепанов сожительствовал с матерью в двухкомнатной квартире, но мать умерла в 2004 году. С тех пор он жил один. Водил домой каких-то женщин, но постоянной спутницы у него, по всей видимости, не было.

Вот уж кому было дело до преступления, так это Трофимову. При каждом взгляде на него Даниил вспоминал отличников-всезнаек, коих в его классе было двое. Эти двое никогда не участвовали в играх нормальных пацанов, с воображаемыми перестрелками и другими опасными маневрами, и существовали где-то за невидимой стеной из учебников и запретов родителей. И что же, эти самые отличники с годами превращаются в таких зубрилок, как Трофимов? Хотя почему превращаются? Остаются прежними.

Даниил, впрочем, соглашался со своей разумной стороной и заключал, что именно такие сотрудники могут выжать максимум из ситуации. Если не сгорят в самом начале карьеры в органах. В этом помогает до страшного крепкий стержень внутри человека. Есть ли он у Трофимова?

— Сейчас у нас нет возможности получить какую-то конкретику по тому, как протекала жизнь Черепанова после увольнения с Апрельского. Вернулся, пожил там какое-то время, а после…

— Я допросил бичей, обосновавшихся в заброшенном доме рядом с портом, — перебил Трофимова Руслан Галимуллин. — Использовал фото, которое нам прислали из Рязани. Короче, один из бродяг утверждает, что видел человека, похожего на нашего покойника. День и время вспомнить не может, что неудивительно.

— Что ж ты с этого не начал, Галимуллин? — с начальственной улыбкой спросил Першин.

— Так заканчивать было бы нечем, — ехидно усмехнулся капитан, и эту усмешку подхватила сначала сержант Киреева, сидевшая рядом с капитаном, а затем и другие сотрудники. Все, кроме Трофимова.

Першин подался чуть вперед.

— Ну и чем еще ты порадуешь?

— Да от бичей много радости не заимеешь, Евгений Дмитриевич, — сказал Галимуллин, но теперь с серьезной миной. — Бродяга видел похожего на Черепанова человека в районе порта где-то в середине мая. Сказал, что тот садился в горящую машину.

— В горящую машину? — переспросил Евтушенко.

— Ну да. Может, перебрал и додумал чего по белочке. В общем, я его в изолятор закинул, пускай немного в себя придет. Тогда и поговорим.

— И за что же ты его закинул? — спросил Трофимов.

— Так найдется же, сержант, — живо ответил Галимуллин, оскалившись. — На таких всегда находится. Про это в книжках не написано, конечно, но… реалии таковы.

Трофимов ничего не сказал в ответ. Проглотил обиду. Снова повисла пауза, и снова взгляды были направлены на подполковника. Время неслось вперед, и стрелка настенных часов приближалась к семи часам.

— В общем, понятно, что ничего не понятно, — подытожил Першин. — Труп у нас уже без малого неделю, а мы даже подозреваемыми не обзавелись, — он обвел взглядом присутствующих в кабинете. — Плохо работаем, господа.

* * *

Даниил направлялся домой, когда услышал выстрел. Он как раз проходил между домами по деревянному помосту, так что звук, естественно, усилился. Будто гром грянул. Даниил выхватил табельный ПМ из наплечной кобуры и рванул в сторону, вступив при этом в грязную жижу, образовавшуюся неделей ранее в результате таяния снега.

Припав к стене дома, Даниил попытался оценить ситуацию. Он был почти уверен в том, что стрелявший находился слева от него, за углом, прямо около дома. Осмотревшись, он заметил метрах в пятидесяти от себя, на дорожке, ведшей от домов к детской площадке, женщину с тяжелыми пакетами в руках. Она стояла на месте, но, казалось, что-то говорила. На таком расстоянии, да и немного оглохнув, Даниил не мог расслышать, что именно.