Высшая Справедливость - Алекс Оуэлл Страница 15

— Почему? Если бы речь шла, скажем, о жизни моих детей, я убил бы кого угодно, не раздумывая!

Стивен покачал головой:

— Для тебя убийство — лишь теоретически возможная вещь, а для меня — свершившийся факт. Мы с тобой на разных полюсах событий и понять друг друга до конца не сможем никогда.

— Раньше ты утверждал обратное: что если мы считаем себя способными совершить какой-то поступок, то нет большой разницы в том, совершим ли мы его когда-нибудь или нет.

— Я и сейчас так считаю. И все-таки… дистанция велика… Ну, ладно! — Стив мотнул головой и поднялся. — Давай поговорим о другом. Расскажи что-нибудь из твоей практики. Были еще такие случаи, как с Майком? Когда подзащитный считал бы тебя своим спасителем?

— Да, много! Когда выигрываешь трудный процесс, первое время становишься для клиента почти что богом. Иногда и надолго.

— А если не удается стать богом — становишься соучастником… а на твоего подзащитного опускается карающая рука правосудия…

— Нет в природе идеальных преступлений. Все предусмотреть невозможно, — хмуро произнес Брендон. — Для этого и существуют законы и судебно-правовая система, а множество людей, в ней задействованных, постоянно бьются над тем, чтобы законы правильно применялись и эффективно действовали.

— И ты уверен, — ядовито прищурился Стивен, — что эта система настолько чиста и честна, что может распоряжаться судьбами?

— Если бы я не был в этом уверен, то отправился бы на ранчо разводить коров! — отрезал Брендон.

— Твоя система нашла бы тебя и там! Видишь ли, закон — это то, что требует толкования, разъяснения. Этим-то он и страшен: что его нужно истолковывать! А ведь это можно сделать по-всякому: в угоду кому-то или чему-то, а то и просто по настроению. Вот скажи: ты сам когда-нибудь брал взятки?

— Нет!

— Значит, давал… — как бы про себя проговорил Стивен.

Брендон зло посмотрел на него:

— В твоем случае взятки не помогли бы.

— Да я вовсе не о том… — Стивен взял в руки книгу, которую Брендон швырнул на диван, и без цели полистал ее. — Ну а твой последний клиент, которого ты кинул, — что там было?

— Во-первых, я никого не кидал, а передал его дело другому адвокату. Там… убийство: муж убил любовника жены.

— О господи! — развеселился Стив. — Не надоело тебе: муж — жену, жена — мужа, муж — любовника, жена — любовницу!

— Это моя работа, — пожал плечами Брендон. — Я занимаюсь уголовными делами, а это сплошь и рядом бытовые убийства.

— Ты надеялся выиграть этот процесс?

— Да, — немного подумав, ответил Брендон.

— За твою практику чего у тебя было больше: удач или поражений?

— Не считал… — нехотя отозвался Брендон. — Хотя… чаще, конечно, удавалось переломить ситуацию.

— Значит, я в твоей карьере — досадный прокол… — заключил Стив.

— Ты в моей карьере… — чуть не выругался Брендон, свирепо посмотрев на Стивена: тот его явно достал сегодня.

— Чего ж ты замолчал? Продолжай! Мне интересно послушать, — не унимался Стив.

— А мне интересно знать, когда ты заткнешься?! — Нервы у Брендона были раскалены уже до предела.

Стивен вздохнул и направился к двери.

— Ладно, договорим в другой раз, — стоя вполоборота к Брендону, произнес он. — Не пойму только: зачем ты потащился со мной? Ну, предупредил меня — и спасибо. Уверен: ты вывернулся бы и без алиби.

— Свинья! — буркнул Брендон.

Стивен сделал вид, что не расслышал, и, вздохнув еще раз, вышел из комнаты.

Брендон снова взял в руки книгу и задумался.

«Несовершенство правовой системы, возможность судебной ошибки, роль случайных факторов…» — эти вопросы всегда были самыми болезненными для него. И он прекрасно понимал, куда понесут его сейчас воспоминания, но спастись от них уже не мог…

…То дело было вторым по счету в его практике. Уже задним числом Брендон понял, что ему, тогда еще желторотику, подсунули столь скользкое дело нарочно. В то время он не думал об этом и не подозревал, какое количество врагов может быть у человека, еще не успевшего наделать сколько-нибудь значимых неприятностей окружающим. Врагов, которые возникают сами собой, как самоорганизующаяся материя, и которых вызывает к жизни один только факт нашего существования. Будь на его месте какой-нибудь старый ловкий адвокат, он наверняка легко выпутался бы из искусно расставленных сетей. Но у О’Брайана тогда еще практически не было опыта. Не успел он сделать и первых шагов, как тут же оказался между Сциллой и Харибдой: между темной пропастью гнусного шантажа и искушением закрыть на все глаза, дать возможность событиям разворачиваться без его участия. Он выбрал второе…

Его шантажировали — это правда. Но правдой было и то — Брендон это чувствовал, — что реальная опасность не так уж и велика. Он не столько спасал свою шкуру — только свою, тогда он еще не был женат, — сколько бездействие предпочел борьбе.

Позднее в свое оправдание Брендон всегда приводил тот факт, что он не взял денег и не стал делать того, что от него требовали. Но благодаря занятой им нейтральной позиции машина правосудия была развернута против невиновного. Брендон, наверное, дал бы в морду тому, кто осмелился бы обвинить его в этом. Но самому себе ему все-таки постоянно приходилось доказывать, что человек этот не был совершенно безвинным. Но не был он и виновен в такой степени, насколько суровым оказалось наказание, — это Брендон тоже хорошо знал. А ведь человек этот был его подзащитным!

Странно… Как давно он не вспоминал об этом. Может, и не было тогда никакой сделки с совестью? Просто все случилось так, как и должно было?.. Да, он не брал никогда взяток. Здесь он не солгал. Но мог ли он, положа руку на сердце, сказать, что всегда был абсолютно честен? И не была ли эта непререкаемая честность, которой он так гордился и в которую сам уверовал, как в божество, скорее мифом, чем реальностью?

И Брендон подумал, что, наверное, не случилось бы всей этой истории с Кларком, не будь на его совести пятен и пятнышек, подобных этому…