Левый берег Дона - Александр Масалов Страница 15

- Павел Юрьевич, это Михеев, - доложила секретарша.

Стакан в руке Чернощекова дрогнул.

- Михеев, говоришь? - сказал Чернощеков. - Соедини.

- Алло, Павел Юрьич, - ударил из трубки хорошо знакомый хриплый бас. Не то сорванный, не то пропитый, не то прокуренный. - Какие у тебя планы на сегодня?

- А что?

- В одиннадцать часов свободен?

- Ну, в общем... Да.

- Вот и славно. Загляни ко мне. Поговорить надо.

- О чем?

- Ну, ты не мальчик. Сам должен понимать.

- Хорошо, - сказал Чернощеков.

Порцию джина с тоником он допил без всякого удовольствия, полез в карман за платком и вытер лоб. Снова затрещал телефон.

- Звонит Чемпион, - доложила секретарша. - Говорит, срочно. Соединить?

"Начинается!.." - подумал директор "Щита".

- Не задавай глупые вопросы! - буркнул он. - Соедини!

- Черный, привет, - сказал Чемпион. - Это Сагашьянц.

- Здравствуй, Артур. Как жизнь?

- В сейфе "Федерала" лежали мои бабки. Миллион восемьсот. Твои люди лажанулись. Значит, бабки с тебя.

- Ну что, - тяжело вздохнув, сказал Чернощеков. - По понятиям ты прав. Налички в таком объеме у меня сейчас нет. Но завтра будет. В десять часов. Лады?

- Лады, - сказал бывший чемпион по классической борьбе. - И вот что еще, Черный. Систему видеонаблюдения вырубили со знанием дела. Перелаза через забор нет - значит, охранники открыли дверь сами. Это могло быть только в одном случае - если они знали грабителей в лицо. Сечешь, к чему я клоню?

- Не ты один такой умный. Мы уже проводим служебное расследование.

- Завтра в десять у меня, - приказал Сагашьянц. - Я тебя знаю, как человека правильного. Не огорчай меня...

Едва Чернощеков положил трубку, телефон зазвонил снова.

- Чёрт! - буркнул директор "Щита". - Ни минуты покоя!

- Павел Юрьевич, это облпрокуратура.

- Давай!

- Это Наремба Анатолий Васильевич, - произнес голос с легким азербайджанским акцентом.

- Слушаю вас, Анатолий Васильевич.

- Дело об ограблении ООО "Федерал" передали мне. Нам надо встретиться. Скажем, в два часа.

- Что у меня в два часа сегодня? - подумал гендиректор "Щита" вслух. - Кажется, ничего серьезного... Буду.

Кладя трубку на рычаги, Чернощеков подумал уныло: "Если жив останусь, Анатолий Васильевич, обязательно загляну..."

***

В половине девятого братья Вавиловы открыли свою лавочку. После вчерашнего во рту было сухо, настроение - выше среднего, и Сергей отправил Пашу в ближайший комок.

Они пили пиво с чипсами, когда на улице хлопнула дверца, пискнула сигнализация, и в бытовку, где размещался "офис", зашёл парень.

Это был "Олег". От него разило аптекой. Правая рука была на перевязи.

- Господи, что с тобой, Олежка? - воскликнул Сергей.

- Не все стрелки заканчиваются тихо и мирно, как у вас, - сказал Васька Кислинский, усмехнувшись. - Иногда до стрельбы дело доходит... Еще не слыхали?

Братья мотнули головами.

- К полудню услышите, - пообещал Олег. - Весь город будет гудеть... Что у вас с деньгами?

- Сумма очень крупная, - сказал Сергей. - Но мы стараемся. К концу недели приедет родственник из Ставрополя - он привезет.

- Дай-то Бог, - сказал Олег. - А то вы на очень конкретных пареньков нарвались. Если деньги не достанете, они вас попишут...

***

Полонский проснулся в 9 часов восемь минут. То есть, его будильник - красивое изделие китайского производства, с двумя чашечками из пережженной стали и аннотированного под медь корпусом - затрещал согласно стрелкам в девять ноль-ноль, но дешевый ширпотреб хронически опаздывал на восемь минут.

Вообще-то, жизнь в редакции начиналась после одиннадцати. Обычно Стасик просыпался в десять, а то и в половине одиннадцатого. Просто сегодня ему предстояло сдавать криминальную колонку для четвергового номера. А для этого надо было сперва зайти в пресс-службу областного ГУВД, посмотреть сводки и только потом ехать в редакцию - отстукивать колонку на битой "четверке".

Пройдя на кухню, он поставил на газовую плиту чайник и маленькую кастрюльку, в которой варил свой завтрак - два яйца.

Пока вода грелась, побрился в обшарпанной ванной, уныло думая, что неплохо бы собраться с деньгами и сделать ремонт. Времени не было катастрофически, денег - тоже. Значит, через пару месяцев, когда подойдет время очередного отпуска, придется отказаться от намерения оттянуться в полный рост где-нибудь на Черноморском побережье и нанять пару безработных строителей - из тех, что стоят с табличками "Ремонт квартир" или "Сантехника, кафель, отопление" на рынке со стороны улицы Кирова.

Чайник засвистел. Растерев на лице щедрую дозу "Тройного одеколона", Стасик вернулся на кухню, бережно опустил в кастрюльку яйца и принялся пить очень сладкий и очень крепкий чай, глядя в окно. Во дворе показалась верховая соседка - маленькая старушка, страдающая бессонницей и одной ногой стоящая в маразме.

Вчера весь вечер Стасик писал статью о расчлененном трупе, обнаруженном на Темрюковской, и стук его клавиатуры (звукоизоляция в "хрущевке" была на будку "х") пенсионерка в очередной раз восприняла как личное оскорбление.

Сперва она три раза позвонила. Оторвавшись от работы, Стасик снимал трубку и, послушав чье-то сопение, прерывал связь. В третий раз, когда в трубке продолжали молчать, он рявкнул: "Анастасия Петровна, тебе что, блядь старая, делать нехер?" - и звонки прекратились.

Оставив в покое телефон, бабушка взялась за молоток. Поскольку забивать гвозди с половины восьмого до одиннадцати часов - это абсурд (ну на фига ей столько гвоздей?), Стасик, одев наушники, подключенные к магнитоле, дописал статью, теша себя мыслью, что соседка вместо молотка использует свою голову...

Разговаривать с маразматичкой не имело смысла. Подобные приступы бывали раза три в месяц. В идеале ее было бы госпитализировать. Не случайно ее взрослый сын снял комнату в другом районе и появляется дома лишь по большим праздникам. А раз так, то сегодня надо вернуться пораньше и весь вечер посвятить прослушиванию любимых записей. На максимальной громкости. Ну там, от Битлз до Мэрилин Мэнсона. Следующую неделю бабушку будет не видно и не слышно...

Прошло четыре минуты. Стасик залил яйца холодной водой, очистил и принялся завтракать, макая яйца в соль.

Как человек, любящий великую английскую литературу первой трети двадцатого века, он признавал на завтрак только вареные яйца плюс крепкий чай.

На булочки, масло и джем не было денег.