Вы только не обижайтесь - Барбара Серанелла Страница 15

– Хочешь, я займу нам места? – спросила она.

– Секундочку, – проговорила Даниэлла, схватив Манч за руку. – Значит, в понедельник, – закончила она разговор с собеседником, продолжая крепко удерживать Манч. – Заезжай за мной в семь тридцать.

Мужчина наклонился и поцеловал Даниэллу в щеку. Она одарила его своей загадочной улыбкой.

Манч почувствовала, что у нее вспотела ладонь. Даниэлла надежно переплела ее пальцы со своими. Манч вроде бы и радовалась такому знаку дружбы, но какая-то часть ее существа восставала против того, чтобы держаться за руки с женщиной. Она высвободилась.

Украдкой взглянув в сторону группы мужчин, устроившихся у задней стены, она спросила:

– Значит, у тебя в понедельник свидание? Даниэлла запрокинула голову и засмеялась.

Манч наблюдала за мужчинами, следившими за Даниэллой.

– Это трезвое свидание. Собрание Анонимных Алкоголиков, а потом кофе.

– Лучше чем ничего.

– Хочешь, я спрошу, нет ли у него друга?

– Не-а, а то мне придется весь вечер смотреть, как они оба на тебя пялятся.

Даниэлла снова рассмеялась.

– Не преувеличивай.

Она осмотрела комнату, задержавшись взглядом на мужчинах, собравшихся у кофеварки. Манч заметила, как мужчины расправили плечи. Даниэлла расчесала пальцами волосы. Манч заметила и это тоже,

– Тебе тут кто-нибудь по вкусу? – спросила Даниэлла, словно они читали меню.

– Каждый раз, как я положу глаз на какого-нибудь парня, – ответила Манч, – оказывается, что он пришел на собрание впервые.

– Выздоровевшие тебе, значит, неинтересны. Похоже, тебя все еще привлекает болезнь.

– Так говорит Руби.

– Понимаю, – призналась Даниэлла. – Мне она тоже все время это говорила, когда я была новенькой.

– И что же мне делать?

– Не торопиться. Просто не торопиться. Пошли, – добавила Даниэлла, снова хватая Манч за руку, – собрание уже начинается.

Они сели, и собрание началось.

Манч было трудно следить за разговором. Она все время вспоминала тот ботинок, свесившийся из открытой двери пикапа, а потом убитых в Венис. Два раза в один день она оказалась на месте убийства. Что это, случайность? Ей почудилось: пока она хранит свои секреты, ее будто отделяет от всех воздушный пузырь. Когда этот пузырь наконец лопнет, реальность навалится на нее. Но до тех пор она собирается плыть на волнах этого странного чувства отделенности.

Во время перерыва пили кофе, и Даниэлла перепархивала от мужчины к мужчине. Манч завидовала той легкости, с которой она болтает ни о чем. Манч сидела на складном стуле и наблюдала за стрелками больших настенных часов. Она гадала, не предстоит ли ей провести так всю оставшуюся жизнь: сидя на чужом стуле и дожидаясь, чтобы прошло время.

Какой во всем этом смысл? Ты вырастаешь, начинаешь работать, выходишь замуж и рожаешь детей, чтобы те тоже могли вырасти, пойти работать и завести семью. В конце пути каждого ждет смерть. Она не видела своего места в этом уравнении жизни. Может, если бы у нее был ребенок, жизнь казалась бы другой. Отношения с мужчинами у нее не складывались. Немногочисленные свидания, на которые она ходила, ни к чему не вели. Руби считала, что, возможно, Манч не следует рассказывать подробно о своем прошлом: это отпугивает мужчин. Но Манч претили недомолвки: пусть ее принимают такой, какая она есть, иначе – пошли к черту! И потом, заявила она, мужчина имеет право знать, во что ввязывается. Руби утверждала, что об этом не обязательно говорить на первом свидании.

Собрание продолжалось. Выступающий что-то бубнил, а Манч по-прежнему чувствовала себя отделенной от происходящего. Не задумываясь над своими действиями, она обхватила левую руку над локтем пальцами правой и сжала кулак, так что вены набухли.

В десять встреча закончилась. Манч стояла у выхода, подпирая стену, и ждала, пока Даниэлла со всеми попрощается.

– Едем? – спросила наконец Даниэлла, останавливаясь рядом с Манч. Щеки у нее раскраснелись.

– Если ты готова.

– Господи, да! Давай сматываться.

В машине Даниэлла вдруг сказала:

– Я все время восхищаюсь тем, насколько ты в мире с собой.

– О чем ты?

– Понимаешь, я просто не в состоянии оставаться на одном месте. Перескакиваю от человека к человеку, словно сумасшедшая. И ведь с половиной из них я даже не знаю, о чем говорить! И я смотрю, как ты сидишь, такая спокойная, и завидую, что не могу чувствовать себя так непринужденно.

– Еще чуть-чуть спокойствия – и меня можно смело записывать в покойники, – отозвалась Манч. Она глянула в окно, а потом снова повернулась к подруге: – Тебя никогда не тянет?

– Не тянет к чему?

– К жизни, к веселью, к кайфу…

– К тюрьме, к ломке…

– Ага, ага, – прервала ее Манч, – Так нас приучили думать другие. Но сейчас с тобой говорю я. Разве тебе никогда не хочется оказаться снова в самой гуще?..

– Наверное, я из-за этого и перебарщиваю с сексом, – ответила Даниэлла. – Других удовольствий мне не осталось. – Она свернула с проезда Шермана к «Резеде». Не глядя на Манч, она сказала совсем тихо: – Некоторые называют меня шлюхой.

– Придурки! Трахать их некому.

– Не всех. Кое-кому я успела помочь.

Они все еще смеялись, подъезжая к дому Манч.

– Завтра идем по магазинам? – спросила Даниэлла.

Манч взялась за ручку дверцы.

– Если у тебя нет других планов.

– Мы же договорились. Хотя я уверена, что ты обошлась бы и без меня.

– Нет, без тебя я не справлюсь. – Манч вышла из машины и сказала, стараясь не глядеть в глаза подруги: – С утра я занята. Мне надо кое-что проверить.

– Магазины открываются только в десять.

– Я позвоню тебе утром.

– Отлично, – ответила Даниэлла, отъезжая. – Буду ждать звонка.

Манч вошла в квартиру, попыталась успокоиться, но поняла, что о сне нечего и мечтать: сегодняшние события кружились у нее в голове. Стоит закрыть глаза – и они не дадут ей покоя. Сомнения, одолевавшие ее, переходили в нападение по ночам, когда она была наиболее ранима. А этой ночью они будут атаковать ее со всех сторон, донимая вопросами, на которые она не сможет ответить.

Она взяла губку и протерла и без того чистые кухонные столы, открыла холодильник и передвинула пачку молока чуть правее.

Ей не следовало возвращаться домой сразу после собрания. По пятницам после собраний все обычно переходили в кофейню, расположенную рядом, и там разговаривали, узнавая о последних жертвах: кто сорвался и получил выговор, а то и попал в тюрьму или – не дай же Боже – умер. Выжившие сидели за столиками, пили кофе, курили сигареты и пытались придумать, чем занять долгие часы до сна. Сегодня у нее не было настроения для разговоров, и она вела себя так, чтобы ее не позвали.