Горький квест. Том 1 - Александра Маринина Страница 14

— Если вам интересно, я обязательно расскажу почему. Но не сегодня, хорошо? И потом, вы же сами заметили, что в нашем роду регулярно появляются эксцентричные особы. Считайте, что я просто чудак. Сумасшедший миллионер.

Взгляд Бычкова немного смягчился.

— А вы действительно миллионер? В прямом смысле, не в переносном?

— Действительно. Что, верится с трудом?

— Честно говоря — да. Вот вы живете в дорогом отеле, но не в самом дорогом. И лимузина с водителем у вас нет, иначе вы не поехали бы со мной в моем джипе. Живете затворником, зарабатываете переводами… Как-то не вяжется одно с другим. Конечно, про мигрень вы мне объяснили, и одинокий образ жизни я понять могу, но все остальное… Нет, не укладывается у меня в голове.

Он мне не поверил. Жаль. Впервые за все мои приезды в Россию я встретил человека, с которым мне хотелось бы продолжать общение. Болезнь и особенности характера сделали меня капризным и привередливым, я с трудом выстраивал отношения с теми немногими людьми, которые не вызывали у меня отторжения или раздражения, а такие люди попадались на моем жизненном пути с каждым годом все реже и реже. Назар Захарович мне понравился, его ум был достаточно острым, чтобы улавливать нюансы, скрытые за словами, и не требовать подробностей, не имеющих решающего значения для понимания смысла. Этот человек не был излишне любопытен и навязчиво многословен. Одним словом, он мне полностью подходил.

А я ему, судя по всему, — не очень. Или даже — совсем нет.

— Пожалуй, мне пора, — сказал я, взглянув на часы. — Не хотелось бы утруждать вас. Может быть, лучше вызвать такси?

Брови Бычкова взлетели вверх, собрав гармошкой глубокие морщины на лбу.

— Такси? Да бог с вами! Разве вас можно отпускать на такси одного, да еще в такое позднее время? Уже половина двенадцатого. Вы, конечно, говорите по-русски безупречно, но акцент все равно есть, и заметный, а немолодой иностранец ночью — самая лакомая добыча. Глазом моргнуть не успеете, как останетесь без штанов. Вас таким маршрутом повезут, что потом никаких денег не хватит расплатиться.

Он решительно встал и громко произнес:

— Элка! Мы уходим!

* * *

Ехали молча. Каждым миллиметром кожи я ощущал стену недоверия, вставшую между мной и Назаром Захаровичем. Настроение испортилось, побаливала голова. Мне было жаль, что я сам, своими руками, уничтожил то тепло взаимопонимания, которое только-только начало зарождаться.

— Меня не назовешь приятным собеседником, верно? — спросил я. — Особенно к концу дня. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я пытаюсь что-то скрыть или обмануть вас.

— У вас есть хороший выход, — суховато ответил он.

— Какой?

— Не скрывать и не обманывать.

— Не делаю ни того, ни другого. Просто давно отвык так много разговаривать. Стал уставать.

— Надо же, — хмыкнул Бычков, — а я-то всегда считал, что переводчики в силу своей профессии умеют трещать с утра до вечера.

Что-то в его интонации почудилось странное, но я списал это на собственную головную боль, искажающую восприятие.

Я объяснил, что моя основная работа — это письменные переводы, причем преимущественно научной и технической литературы. Правда, в последние десять лет я начал развлекаться переводом фильмов и сериалов, чтобы следить за развитием разговорной речи в тех странах, языками которых я владел. К сожалению, кинопродукция российских производителей на американском рынке спросом не пользовалась, поэтому заказов на переводы с русского не было, и научиться распознавать на слух все новые и новые сленговые выражения я не успел. Технический прогресс позволил мне залатать брешь в образованности по части кино: можно было не страдать от того, что не можешь посещать кинотеатры, а спокойно смотреть фильмы дома, настроив громкость так, чтобы не звенело в ушах, и делая паузы через каждые 15–20 минут. Благодаря этому для меня открылась новая ниша, в которой можно было зарабатывать. Конечно, заработок для меня важен чисто психологически, так что русские фильмы я могу смотреть и без всяких заказов, что я, собственно, и делаю довольно регулярно, но при этом сталкиваюсь с очень смешной проблемой. Живую современную речь можно услышать чаще всего в дешевых сериалах, снятых за очень скромные деньги, но в таких сериалах пишется «живой звук», при котором и русскоязычному-то зрителю порой трудно разобрать слова и целые диалоги, а уж мне и подавно. Если же фильм сделан как следует, со студийным озвучанием, то и диалоги персонажей, как правило, более академичны и приносят мне мало нового.

— Слушать я могу действительно долго, а вот много говорить не люблю. Трудно.

— Как же вы намерены осуществлять свою затею, коль не любите много говорить? Там ведь отмолчаться не удастся, — скептически заметил Назар Захарович.

— Буду терпеть, — коротко ответил я и добавил: — Если хочешь получить результат, приходится терпеть неудобства.

С покорностью овцы, идущей на заклание, я ждал вполне логичного следующего вопроса: зачем же мне терпеть неудобства, если не ради денег? Для чего мне так уж нужно получить искомый результат? И мне снова придется отделываться нейтральным «это личное» и почувствовать новую волну холода и отчуждения.

Но полковник ничего не спросил.

В молчании мы проехали оставшуюся часть пути. Заговорил Бычков только тогда, когда машина остановилась у входа в отель.

— Вам будет непросто, господин Уайли…

— Просто Ричард, — перебил я. — Или еще короче — Дик.

— Хорошо, Дик. Ко мне тоже можно обращаться без отчества. Так вот, вам будет очень непросто осуществить ваш проект. Надеюсь, юрист, который с вами сотрудничает, вас не подведет. Но если нужна будет какая-то помощь — обращайтесь. Уверен, что смогу быть вам полезен.

— Чем же? — спросил я, довольно, надо признать, глупо и даже бестактно.

— У любого преподавателя есть ученики. А если преподаешь долго, то и учеников много. Жизнь — она штука разнообразная, особенно в нашей стране и особенно в наше время, никогда не угадаешь, где можешь встретить того, кого когда-то обучал. Мои ученики — это ведь не только те, кто у меня в аудитории сидел, но еще и те, кого я натаскивал, пока работал на практике.

Как он сказал, когда мы разговаривали в баре? «Из стариковской вредности»? Вот именно она-то и взыграла во мне в этот момент. Слова слетели с языка прежде, чем я успел сообразить, что не стоило бы их произносить.

— Для чего вам это? Зачем ввязываться в сомнительный и сложный проект, который не принесет вам ничего, кроме хлопот и беспокойства?

Бычков на несколько мгновений будто окаменел, потом расхохотался.

— Да-а, — протянул он сквозь смех, — похоже, ваш предок… как его звали?

— Джонатан, — подсказал я недоуменно.

— Да, Джонатан. Так вот, он, похоже, был не так уж и неправ. В его затее определенно есть рациональное зерно. Если он действительно был эксцентричным человеком с несносным характером, то вы — вполне достойный его потомок. Не знаю, как там у вас в Америке, а в нашей стране во времена моего детства на слова «Ты дурак!» мальчишки обычно отвечали «Сам дурак!» или «От такого же слышу».