Тайна кода да Винчи - Гарольд Голд Страница 14

Сейчас лицо Борджиа было спокойно-непроницаемым.

— Я позвал вас, мессере Никколо, чтобы кое-что проверить, — сказал он. — Мы с моим старым другом Франческо обсуждали его предложения. Разумеется, я не могу ему доверять. Потому что если есть на свете обманщик, способный сравниться со мной и моим отцом, то это, вне всякого сомнения, наш дорогой епископ Франческо.

Содерини воздел руки к небу в притворном отчаянии.

— Поэтому, — продолжал Чезаре, — я велел ему отойти и хранить молчание. Он будет за вашей спиной и не сможет подать никакого знака. А вы будете отвечать на мои вопросы. По вашим ответам, мессере Никколо, я пойму, о чем мой друг Франческо сказал правду, а о чем солгал. Итак, вы приехали предложить мне союз, не так ли? Кто-то в вашей так называемой республике устал от стада ослов, заседающего в палаццо Веккьо, и послал вас парламентером? Кто? Строцци?

— Ваш талант к политике безгранично восхищает меня, герцог, — почтительно склонил голову Макиавелли.

В этом не было лжи. Он и вправду восхищался мощью и умом Борджиа.

— Мы действительно… — начал секретарь, осторожно выбирая слова. — Скорее, правда, лишь мессере Содерини имеет полномочия передать вам просьбу некоторых лиц. Они желают видеть вас правителем Тосканы. Разумеется, с условием, что им будет сохранено все их имущество и дарованы некоторые преференции.

— Почему Строцци думает, что я должен дать ему какие-то преференции? Право же, Люцифер был низвергнут с небес за меньшую спесь, — усмехнулся Борджиа. — Если он так уверен, что мне это может быть выгодно, отчего не приехал сам? Почему послал вас, мессере Никколо?

Макиавелли хотел ответить, но не успел, герцог перебил его:

— Он не приехал, потому что боится, — усмехнулся Чезаре. — Он знает, что при таком порядке вещей я не буду брать Флоренцию штурмом. Зачем зря расходовать солдат? Я потребую, чтобы Строцци сам сверг Синьорию и призвал меня в качестве монарха и военачальника. Не тратьте свое красноречие, Макиавелли. Тот, кто послал вас, глуп. И к тому же труслив. Да вы сами это понимаете. Так что ни к чему вам передавать его поручения, а мне их выслушивать. Давайте не будет тратить время на дураков. Что вы скажете о Медичи?

Макиавелли на секунду прищурился, потом вспомнил о словах Леонардо — не пытаться начать свою игру, глубоко вздохнул и ответил честно:

— Они утверждают, будто у них есть потомок Христа, но посудите сами, если бы этим можно было воспользоваться, стали бы они искать союзников?

В ответ Борджиа разразился громким и раскатистым смехом, и Макиавелли вдруг стало немного спокойнее. Возможно, Чезаре не принимает всерьез предложения несчастного, изгнанного из Флоренции, потерявшего голову Пьетро Медичи? Возможно, он просто забавляется, играя с ним?

В Чезаре было что-то необъяснимо жуткое. Временами он становится похож на мальчишку, который ради забавы обрывает крылья бабочке. Или на хищного леопарда, который не просто загрызает газель, чтобы насытиться, а некоторое время еще развлекается с ней, перед тем как убить.

— Эта ересь может показаться соблазнительной с точки зрения возможностей, — пробормотал секретарь. — Но…

— Бросьте! — махнул рукой Чезаре. — Потомок Христа! Что с него взять? Какой от него может быть прок? Конечно, Медичи ищут союзников! И будут искать, я полагаю, пока не дойдут до моего отца, который тут же отправит их на костер. И меня в придачу, вместе с их безумной пророчицей, если я только заикнусь в Ватикане о потомках Христа!

Макиавелли смотрел на улыбающееся открытое лицо герцога и думал, что, должно быть, с таким же выражением он просил кондотьеров-изменников назвать ему имена тайных врагов. С такой же честной улыбкой и лучистым взглядом обещал сохранить им жизнь. А теперь он смеется и говорит, что не будет использовать Медичи с «их безумной пророчицей».

Но почему-то секретарь ему не верил. Совсем. Все больше и больше росла в нем убежденность в обратном. Что Чезаре, возможно, уже послал гонца в Рим к своему отцу, папе Александру VI, или отошлет в ближайшее время, что он в подробностях изложил содержание своей беседы с Франческо Содерини и «секреты» Пьетро. Что описал выгоды Борджиа, если Александр VI признает в этой неизвестной сумасбродке потомка Христа…

Ведь не случайно уже многие умные люди, такие как мессере Леонардо или он сам, Никколо Макиавелли, уже давным-давно не верят, что Христос, если он вообще существовал, был Богом. Что Бог и Дьявол вообще существуют, что после смерти люди попадают куда-то дальше тесной, темной могилы. Никто из сильных мира, даже сам папа, уже не верят этим выдумкам. Кардинал Джованни Медичи как-то сказал, что религия — не более чем уздечка для простолюдинов. Она позволяет держать их в повиновении.

То была бы великая ирония, надувательство в традициях рода Борджиа. Христа на землю вернул бы самый худший из плохих римских пап, а Чезаре основал бы самую настоящую тиранию именем Господним.

— Больше вы ничего не хотите мне сообщить, мессере Никколо? — спросил герцог. Его черные блестящие глаза, в которых отражались языки пламени, не моргая глядели на Макиавелли.

Секретарь ощутил холод на своей шее.

— Нет, государь, — ответил он с усилием, словно пытаясь освободиться от удушливого ощущения затягивающейся веревки.

— Государь, — усмехнулся Борджиа. — Мне нравится это обращение. Я окажу вам милость, мессере Никколо. Поскольку, сдается мне, мы с вами смотрим на мир одинаково.

Он взял со стола подписанную бумагу со своей печатью.

— Вот ваша новая охранная грамота. Пусть она послужит доказательством вашего успеха. Вы можете передать тем, кто вас послал, что я думаю над их словами. Но условия мои таковы. Я не буду брать Флоренцию силой. Однако если внутри Синьории созреет заговор, то мои войска поддержат его. Если правительство будет свергнуто и меня призовут править — я приду. Таково мое решение.

Макиавелли встал, низко поклонился и взял бумагу из рук Чезаре. Другого решения от Борджиа и не ждал. Зачем устраивать смуту самому, когда можно воспользоваться плодами чужой? Секретарь подумал, что будь он на месте Чезаре, то поступил бы точно так же.

В какой-то момент он даже представил себя рядом с Борджиа. Пожалуй, Чезаре бы оценил его труд о новой науке — политике, что Макиавелли только начал писать. Соблазн пойти на службу к герцогу был очень велик. Однако что-то, вероятно та самая безошибочная интуиция, наполняло сейчас сердце секретаря тревогой. Сегодня звезда Чезаре в зените, но кто знает, как долго это продлится? Слишком опасную игру он затеял, и слишком много людей желает ему смерти.

— Можете присоединиться к нам, ваше благочестие, — все так же открыто и подкупающе улыбаясь, сказал герцог епископу Содерини. — Должен признаться, я удивлен. Вы мне почти не солгали. А если и солгали, то такую малость, что ее даже ложью считать неудобно. Ума не приложу, почему вас считают лучшим дипломатическим умом Флоренции? Ведь очевидно же, что вы и в подметки не годитесь мессере Никколо.