Я сделаю это для нас - Федор Анич Страница 13

Я вспомнил, как участвовал в своем первом показе на подиуме. Это было ужасно. Настолько отвратительно, что даже не передать словами. Тогда я демонстрировал всего два лука: осеннее пальто с шарфом и костюм-тройку. Занятость у меня была практически нулевая, и эти два лука достались мне потому, что ведущая модель оказалась не готова к быстрой смене костюмов двадцать девять раз подряд, и последний, единственный костюм-тройка, достался мне. А пальто я надевал прямо на него, никто ничего и не заметил, хотя полагалось надевать пальто на голое тело. Да, вот такая ерунда. Пальто моего размера сидит на мне идеально (да и на любой модели), если его надеть на голое тело, только вниз — брюки и ботинки. Пиджак или даже сорочка под ним топорщили ткань, снимая уровень «идеальности». Но дело не в этом.

Алекс не обещал мне отдельную гримерку, да я и не ожидал подобного, хотя раньше даже не представлял, насколько за кулисами модного показа грязно и беспонтово. Я предполагал, что гримерка будет общей, но не думал, что проходной. Да-да, именно так — вдоль гримерки шествовали все модели, и девушки, и парни. Мы раздевались до трусов прямо здесь, а особо именитых девушек-моделей прямо тут на полу таскали дрессеры (чуваки, которые одевают моделей), собирая на них одежду. Одеваться стоя времени нет, а лежа проще натянуть вещи, обувь.

Зеркала стояли вдоль стены, на расстоянии метра от них в ряд стояли вешалки с одеждой, в порядке выхода на сцену — самая ближайшая к выходу прямо сейчас, ассистенты перемещают их по мере показа.

У зеркала — колченогая табуретка, на которой свалены вперемешку вещи из коллекции и личные вещи моделей. Воняет потом и носками — парни-модели приехали на показ со всех стран мира, и этот показ может быть не первым за их день и не последним, а спят и моются они как получится. Чаще не получается.

Пристроить свою сумку и свои вещи совершенно некуда, просто бросай на пол. За пару дней до показа дизайнер утвердил мой образ, собрал все необходимое. И вот я вижу заветный пакетик на развеске — фиолетовый, на нем бейдж «Иван Данилов», я снимаю его с плечиков, передаю дрессеру, но он занят, и я решаю все сделать сам. И тут понимаю, что мое место у зеркала занято. Я встаю, где есть свободное место, и одеваюсь. Первая неожиданность: брюки не застегиваются. Я знаю точно, что я не поправился, это нонсенс. За последние пять лет я не изменился в своем весе ни разу. Как был 86 килограммов при росте 186 сантиметров, так и остался. Но всего пару дней назад все было в порядке! Брюки застегивались идеально!

Я подхожу к дежурному администратору и рассказываю о катастрофе.

— Да, бывает. Твой костюм перешили, потому что решили, что его отдадут другой модели. Сорян, втягивайся как-нибудь, ты выйдешь в этом через двадцать минут.

Ладно, я втянулся как мог, и брюки застегнулись. Но я не мог наклониться, чтобы надеть ботинки. Пришлось все расстегнуть и влезть в лаковые туфли. Но и они не моего размера! У меня сорок четвертый размер обуви! И на примерке ботинки были сорок четвертого! А сейчас не больше сорок второго! Я решил больше не ходить к администратору, потому что ничего нового мне он не скажет. Ботинки тоже, наверное, ушили. Жилетка застегивалась с восьмерками. Пиджак застегивался с восьмерками. Только сорочка сидела отлично.

Но мой лук должен быть с застегнутой жилеткой, расстегнутым пиджаком и чтобы бляшка ремня немного торчала. Как? Если я выйду в таком виде, это будет смешно. Все подумают, что я обожрался перед показом и теперь не влезаю в костюм! Я мучился перед зеркалом почти до самого выхода, а потом плюнул на все. И поплелся, кое-как переставляя ноги, потому что обувь на два размера меньше! Боже, что это было! У меня звезды в голове забились в конвульсиях, едва я подошел к лестнице на подиум, и речи не могло быть о том, чтобы пройти весь «язык» непринужденной походкой! Дизайнер на выходе утвердил мой лук, я цыркнул в него глазами, показывая на восьмерки, и сказал, что обувь на два размера меньше.

— А что поделать? Такая жизнь, — ответил он. — Не дыши, восьмерок не будет.

А теперь представьте: двадцать пять метров туда и двадцать пять метров оттуда. Под ярчайшими софитами, под Милен Фармер я иду в невероятно жмущих ботинках, не дышу, чтобы не было восьмерок, легко улыбаюсь и надеюсь, что сейчас прогремит взрыв, потому что я точно рухну в обморок. Я останавливаюсь на кончике «языка» и вижу дядю Вову, он счастлив. Я не вижу никого и ничего, кроме дяди Вовы. У меня в глазах темнеет. Я разворачиваюсь и иду обратно, парни навстречу безмятежные, но добрая половина из них тоже не дышат — костюмы не колышутся. За кулисами я рухнул на пол, и меня тут же стали раздевать, наверное, решили, что я один из тех, кто пойдет на этот подвиг еще раз. Я отбился ото всех, скинул ботинки, уполз под развеску и сидел там, пока администратор не объявил, что выходят «польта».

Хорошо, что у меня с собой были брюки.

Эти порвались. Просто треснули на заднице, ведь они были малы! Я надел свои и показался дизайнеру, он махнул рукой — сойдет.

Под пальто мне выдали сапоги, и я с ужасом понял, что не влезаю и в них: ноги отекли, болели, а носки промокли от крови — я раскроил щиколотки, мизинцы и большие пальцы. На полу оставались кровавые отпечатки, коих было много — у большинства парней та же проблема.

— Что у тебя тут? — спросил администратор.

Я снял носки. Нога была синюшной с кровавыми подтеками. Он покачал головой и сказал:

— Сейчас мы тебе поможем!

Куда-то убежал и вернулся с тюбиком с прозрачной жидкостью. Лубрикант! Не успел я возразить, как мои ступни натерли лубрикантом, щедро между пальцами размазывая кровь, и двое дрессеров налегли и надели на меня сапоги, застегнули их и резким рывком поставили меня на ноги. Как на иглы. Я держался еле-еле, дрессеры натянули пальто прямо на пиджак, застегнули его и обвязали шарфом. Под рученьки я доковылял до выхода на подиум, где дизайнер мне кивнул, и я встал в очередь. Я шел третьим.

В глазах темнело с периодичностью тактов музыки Милен Фармер. Я оперся о стену, дизайнер подал знак, и мы тронулись. Я шел за парнем, от которого воняло потом и носками — это он распространился своим запахом в раздевалке. У меня кружилась голова, я был готов рухнуть прямо сейчас, прямо здесь. Вот он, «кончик языка», дяди Вовы я не увидел, повернул и пошел следом за вонючкой. Осталось шагов десять. И вонючка «сделал Наоми», то есть рухнул на пол как подкошенный, без сопротивления.

К такому меня жизнь не готовила. Помочь встать? Я сделал еще шаг по инерции, а вонючка не двигался. Люди закричали, я наклонился над ним…

Да-да, этот тот самый показ, на котором парень-модель умер от сердечного приступа прямо на подиуме. Это был Влад Топров, двадцати трех лет. Вскрытие показало, что ему очень сильно жали ботинки, что-то там произошло в венах в ногах, оторвался какой-то тромб и попал в сердце. Он умер практически моментально.

В общем, первый мой показ — это было ужасно. Смерть Влада и жуткое разочарование от процесса. Я не видел лиц людей, смотрящих на меня. Кто-то оценивал костюм, но никто — человека в нем. Всем плевать. Если на фото кому-то важно всмотреться в лицо, подумать о жизни парня с фото, понять историю, которую он пытается донести, то подиум — из другой оперы. На подиуме важно не лицо и человек, а то, что на него надели.