Вилла мертвого доктора - Александр Грич Страница 13

И стало быть, скелет в Шеппард‑Хаузе должен был принадлежать Анжелике, больше некому. И правда, наклонившись, увидел отец на запястье скелета довольно массивный браслет из золотых монет. Его Анжелика никогда не снимала — он у нее вроде бы талисманом был.

— Полицию вызвали уже? — спросил отец.

Клайд кивнул.

— Сам понимаешь, я скандала не хочу, но тут иначе никак.

Приехавшим детективам отец все и рассказал. Просил об одном — обойтись без огласки. Как ни странно, это получилось. Журналисты к нашим пожарам привыкли, знали, что ловить тут нечего, а о скелете никто из пожарных не проговорился — повезло отцу.

Дом быстро отремонтировали, жильцы, естественно, еще до ремонта съехали, а новых отец брать не стал: рассказывать о находке в доме он не хотел, а не рассказывать, по калифорнийским законам, нельзя. Так что отец сам в этот дом переселился да и жил припеваючи.

Только однажды надумал он кое‑что в доме перепланировать. Вызвал строителей, набросал чертежи.

И что вы думаете? Нет, трупов и скелетов больше не находили, а вот нашли дополнительное помещение, где стоял маленький алтарь и было изображение какого‑то индейского бога — Вишны, кажется. Шеппард, оказывается, исповедовал индуизм, вообще он увлекался эзотерикой. Отец тогда рассвирепел, но обижаться было не на кого — Шеппарда к тому времени давно на свете не было.

И, что самое плохое, эту историю подхватили журналисты. И стали обсуждать на все лады, что еще Шеппард‑Хауз скрывает. Вот так и началась дурная слава этого дома.

— А что же с Анжеликой?

— Отец ничего не стал делать. Родственников у нее не было, никто ее поисков не вел — так что для всех ее исчезновение осталось тайной, да и только.

— Но отец‑то знал?

— Он и сообщил полиции о том, что знал…

* * *

Помощников хорошо иметь — всегда можно на них спихнуть то, что делать не хочется. В данном случае беседы с Зоей и ее друзьями Олег, не колеблясь, поручил Сандре, вполне уверенный, что получит вечером грамотный подробный доклад со всеми цифрами и фактами.

Означало это, кроме всего прочего, что решительных прорывов он на том фронте не ждал. Правда, были у него от этих людей только внешние, поверхностные впечатления — но не было сигнала тревоги. Да, Зоя мужа не любила, но если подсчитать, какое количество жен собственных мужей на дух не выносят — ууу‑уу… А что это означает? Ну не мотив для убийства, точно.

Олег закончил с утра дела, которые прервал в связи со срочным вызовом, пересмотрел свежую почту, ответил на имейлы — он на них обычно отвечал немедленно. А потом направился в клинику Фелпса — ни с кем не созваниваясь, ни о чем не договариваясь. Было у него желание посмотреть, как эта клиника работает в обычный будничный день.

Неторопливо проехал он по бульвару Голливуд, мимо китайского кинотеатра и зала «Кодак», где постоянно толпа, где люди теснятся, рассматривая автографы звезд в бетоне и отпечатки их ладоней и ступней.

«Интересно, — думал про себя Олег, — почему люди наделены потребностью создавать себе кумиров и потом им старательно поклоняться? Что привлекает туристов со всей земли на этот стометровый отрезок мостовой, где по тротуарам вмонтированы звезды розового мрамора с медными сердцевинами и именами, которые никто не знает… В самом деле, как ни мощна голливудская рекламная машина — а мощнее, пожалуй, в мире нет, — все равно людская память избирательна. Сколько имен любимых актеров вы помните? Пять? Десять? Ну никак не больше пятнадцати… А звезд — их вон сколько… И по американской политкорректности звезды посвящены не только актерам, но и операторам, и звуковикам, и монтажерам, и художникам… Идут люди, читают незнакомые имена, радостно толкают друг друга локтями, когда увидят знакомое имя — будто и вправду встретили живого Джона Траволту или Роберта Де Ниро. Кумиры, кумиры, никак мы без вас не можем…»

Этот участок города, известный всем теперь как перекресток Голливуд — Хайланд, в нынешнем виде создавался на глазах Олега. Когда он впервые попал в Лос‑Анджелес, китайский кинотеатр и многие окружающие отели, музеи и магазинчики, конечно, были. Но вот зала «Кодак», пятизвездного отеля «Ренессанс» и многоэтажного торгово‑туристического комплекса между ними не было и в помине. И гигантского подземного паркинга не было. Все это построили после, и построили очень быстро — когда принято решение, американцы это умеют. И вот тогда этот комплекс приобрел сегодняшний вид, и число туристов, и так немалое, удвоилось.

Но вот толпы приезжих со всего мира и развлекающие их неизбежные грубо загримированные Мэрилин Монро, Майклы Джексоны, Бэтманы, Кинг‑Конги и индейцы на тротуарах (чтобы туристам было с кем фотографироваться) остались позади, еще одна загруженная улица — и выезд на фривей. В это время дня он не то что свободен — свободных фривеев в ЛА не бывает ни днем, ни ночью, но, скажем так, не перегружен.

Остался слева въезд Голливуд‑Боул, и Олег не то чтобы вспомнил — просто увидел перед собой Ричарда Фелпса, который машет ему из ложи… Олег перестроился и стал на знаменитый 101, который тянется отсюда до Сан‑Франциско точно, а куда дальше — Олег просто не знал. Но так далеко ехать ему сейчас не надо было. Сколько там до Вудланд‑Хиллз? Миль десять‑двенадцать. По лос‑анджелесским меркам, вообще ничто. Нормальный фривей — это миля в минуту…

Съехав на Вудлейк, Олег повернул на неширокую улицу и уже через три минуты был у Шеппард‑Хауза. Он не стал заезжать на паркинг клиники. Хотелось просто для начала погулять вокруг, оглядеться. Войти в обстановку. Это Олегу помогало не раз. И даже помимо рабочей необходимости улицы и дома имеют свой язык, свои привычки, свои приметы. Иногда внешне ничем не примечательное здание куда интереснее и важнее, чем места, куда народ валом валит. А тут — ничего себе, особнячок с таким архитектором, такими хозяевами и такой историей. Олег вспомнил утренний доклад Лайона и покачал головой. Говорят, и часто, что писатели выдумывают жизненные ситуации, приукрашивают происходящее. А ведь жизнь нередко бывает литературнее и театральнее любых придумок. Взять хотя бы историю дома, вокруг которого неторопливо прогуливался сейчас Олег.

Но история историей, а пока следовало проверить, как именно можно попасть в особняк. Есть два входа — снаружи, так сказать, центральный. И еще один — сзади, с паркинга. Есть и еще малозаметная дверь в боковой части здания. Непонятно, это дверь, ведущая в подсобные помещения, или просто дверца какого‑то встроенного шкафа, где хранится оборудование. Дверь выкрашена неброской бежевой краской и заперта.

Дверей больше нет, но вот с другого конца здание опоясано живописным балконом. Непонятно, какие помещения там были раньше — небось гостиная с видом на долину. Сейчас там, кажется, приемная. Но не весь балкон принадлежит приемной, а куда выходит остальная часть? Это важно, хотя бы потому, что горный склон подходит тут к балкону очень близко, и физически нормально подготовленный человек может оказаться на балконе без особых усилий… А дальше — путь открыт. Куда? Проверить.