Лекарство для безнадежных - Кирилл Григорьев Страница 13

— А что со мной? — пожал он плечами. — Очнулся с лесу. Поймал машину и приехал. Вот, собственно, и вся история.

— В лесу? Как же это ты в лесу оказался?

— Не помню, — буркнул он.

— Напился что ли?

Его передернуло.

— Слушай, Ален, — проникновенно произнес он. — Мы с тобой вместе два года были. Я хоть раз так напивался, чтобы ничего не помнить?

Она задумчиво поводила пальцем по столу.

— Да нет, вроде. Хотя, знаешь, люди меняются со временем.

Максим сделал глоток из именной чашки.

— Я мало изменился, — сказал он.

— Ну, почему же? Раньше, насколько я помню, ты в лесу не просыпался. Драк всегда избегал. А сейчас, прямо как герой боевика. В пять утра к бывшей девушке, окровавленный весь…. Что ж ты к маме не поехал?

Вот мы и подошли к самому интересному, подумал Максим. Говорить, нет?

— А я ее не помню, — рискнул он.

— Как это — не помню? — оторопела Алена.

— А вот так. Я свое имя-то вспомнил только по пути сюда, в машине. И всю дорогу уверен был, что домой еду.

— А меня увидел и сразу узнал, так что ли? — усмехнулась Алена. — Более слабого вранья никогда в жизни не слышала. Сказал бы сразу, соскучился, решил на жалость подавить.

— Ну и как, получилось?

— Что, получилось? — не поняла она.

— Ну, на жалость…?

Алена подняла на него глаза, и Максим внезапно вспомнил ее лицо у себя на плече ранним утром. Птицы, поющие за окном, уютное тепло одеяла и ее сонное лицо. «Привет», — говорит она одними губами…

— Получилось, — выдернула Алена его из воспоминаний.

В горле встал комок.

— Ну, а ты как? — торопливо спросил Максим.

— Я? — она тряхнула головой. — Отлично. Вышла замуж, родила девочку, развелась. Сейчас главным бухгалтером работаю. В крупной-прекрупной фирме. А мама с Дашкой сидит.

— Так мама твоя на другом конце города живет.

— Так, я к ней и езжу несколько раз в неделю. После работы. Вот такая у меня прекрасная жизнь.

— Понятно, — кивнул Максим. — Муж-то как?

— Муж объелся груш, — ответила Алена, поднимаясь. — Ты чай допил?

— Нет еще.

— Так допивай, и спать пошли. Мне вставать через час надо. Ляжешь на диване. А когда уходить соберешься, просто дверь захлопнешь.

Внезапно горячее чувство благодарности буквально затопило Максима.

— Ален, — сказал дрогнувшим голосом он. — Ты просто ангел какой-то…

— А ты этого раньше не замечал? — остановилась она в дверях кухни. — Или просто разглядеть не хотел?

— Хотел, но…

— Хватит, — она подняла ладонь. — Завтра поговорим. Ты все равно уже носом клюешь.

— Иду, — кивнул он и торопливыми глотками допил чай.

Поднялся.

Его ощутимо пошатывало от выпавших переживаний.

Спать, подумал Максим с вожделением. Спать…

На негнущихся ногах он проследовал за Аленой.

Диван уже был расстелен.

— Ложись, — сказала она. — Только я тебя сразу предупреждаю, никаких…

А Максим уже спал.

Неловко завалившись на диван, он уткнулся головой в подушку и моментально вырубился.

Алена подняла его ноги, накрыла пледом и секунду посидела рядом на корточках. Потом, со вздохом поднялась.

— Спокойной ночи, Макс.

А Максим уже шел по Новому Арбату. Шел, выискивая глазами Мерседес в сто сороковом кузове. Рядом горели огни реклам, шли люди, а он все искал и искал, лихорадочно шаря по машинам глазами. Напротив «Спорт-бара» он увидел его. Ярко фиолетового цвета, весь в спойлерах, с до блеска начищенным элегантным антикрылом.

Там, в машине за тонированными стеклами, его ждал Тарас Петровский и возможное спасение.

3

Петровский оказался приятным грузным мужчиной лет под сорок, без малейшего намека на бороду. Под густыми бровями находились большие серьезные глаза, разделенные широким носом, строгие губы стискивали трубку, а намечающийся двойной подбородок утопал в высоком воротничке наверняка дорогой рубашки. Весь он был ухоженный и умиротворенный, да и в машине его висел запах некого благополучия.

Тихо урчал двигатель, а неярко светившаяся в темноте панель приборов дополняла ощущение защищенности и уюта.

Максим с удовольствием вытянул ноги на пассажирском сидении и покосился через плечо на двух типов, расположившихся сзади и выглядевших слишком внушительно для специалистов по химии.

Тарас перехватил его взгляд.

— Это мои ребятки, — сказал он. — Ничего не видят, ничего не слышат. Можешь говорить что хочешь.

— Я думал, вы один будете, — сказал Максим.

Тарас усмехнулся.

— Видишь ли, — сказал он, — теперь с тобой опасно просто так общаться. Слухами земля полнится, понимаешь?

У Максима похолодело внутри, и он машинально подобрал под себя ноги.

— Узок круг революционеров, — пробормотал он, нащупывая сигареты. Внезапно захотелось курить.

— … страшно далеки они от народа, — подхватил, кивнув, Тарас цитату. — А ты, собственно, что предполагал?

Наконец Максим нашел сигареты, вытащил одну и закурил, щелкнув зажигалкой. Его была мелкая и очень неприятная дрожь. Проклятый, подумал он. Всего лишь день, а уже проклятый. Тарас со странным дружелюбием следил за его действиями.

Затянувшись, Максим посмотрел на него.

— Но вы-то не из наших. У вас же охранная контора.

— Ты популярная личность, — пожал плечами Тарас. — Отличный специалист. Мы приглядываем за некоторыми… специалистами.

— Химиками?

— Не только. Существует множество областей. И знаешь, — он посмотрел на него, — если бы ты не позвонил мне сегодня, завтра я бы с тобой связался. Обязательно. Мы обычно помогаем людям в твоей ситуации.

— Кто это «мы»?

— Мы, — повторил Тарас и выпустил клуб дыма из трубки. Курил он ее умело и с явным удовольствием, — Клуб альтруистов. Знаешь, кто это — альтруисты?

— Знаю, — кивнул Максим. — Обижаете.

— Ну, почему же, — пожал он плечами и кивнул на заднее сидение. — Они вот не знают.

Сзади заворочались.

— Ненавижу это модное слово, но скажу, — с горечью произнес Максим. — Меня банально подставили. Я хотел завязать с производством этой дряни, когда все узнал. Привыкание с третьей дозы. Представляете? И я это разработал. Вот этими, собственными руками…. Мы занимались обезболивающим для безнадежных больных. Я и придумывал «Сигму», как лекарство. А когда узнал, как мое лекарство стали применять…. Решил прекратить все это. А меня банально сдали. Меня предали собственные друзья.