Пособник - Иэн Бэнкс Страница 13

Всего таких труб на горе было две, а внизу под ней проходила старая железнодорожная ветка. Ветка была закрыта уже тридцать лет, а входы в тоннель были сначала забиты досками, а потом завалены камнями. Виадук через Спелд в полумиле отсюда был разрушен, и теперь в бурлящей воде виднелись только опоры. Железнодорожное полотно было снято, осталось длинное плоское ущелье, извивавшееся под деревьями.

Две трубы вентиляционных шахт (приземистые темные цилиндры из необлицованного камня, метра два в диаметре и чуть больше метра в высоту, на каждой металлическая решетка) когда-то отводили пар и дым от паровозов в тоннеле. На эти трубы можно было забраться и, усевшись на ржавых металлических решетках, — боясь провалиться, но и боясь признаться, что ты этого боишься, — посмотреть вниз в эту кромешную темноту, а иногда ощутить холодный, мертвый запах заброшенного тоннеля, поднимающийся к тебе леденящим безжалостным дуновением. А еще можно было бросать в темноту камни и слушать далекий слабый звук удара о пол тоннеля тридцатью или сорока метрами ниже. Однажды мы с Энди принесли сюда старые газеты и коробок спичек, бросали скрученные подожженные газеты в эту дыру и смотрели, как они медленно падают, горя и описывая в темноте нисходящие бесшумные спирали, и догорают на полу тоннеля.

Энди было одиннадцать, Клер — десять, а мне — девять. Мы пришли туда на посвящение. Энди в то время был толстенький, а Клер вполне нормальная. Все считали, что я худоват, но со временем я мог и набрать вес, как мой отец.

— Класс! — сказала Клер. — Ну тут и темнотища, да?

Здесь и в самом деле было темно. В разгар лета вокруг трубы буйно разрастались кусты — зеленые, непроходимые, они поглощали свет. Чтобы попасть на небольшой незаросший спокойный островок вокруг заброшенной трубы, нам приходилось продираться сквозь окружающие ее заросли. Теперь, когда мы оказались здесь, в небольшой зеленой пещере, свет казался тусклым и туманным.

Клер затряслась и ухватилась за Энди, сморщив лицо в притворном ужасе.

— Спасите!

Энди ухмыльнулся и обнял ее за плечи.

— Не дрейфь, сестренка.

— Делайте свою гадость! — воскликнула она, скорчив мне рожу.

— Ты первый, — сказал Энди и протянул мне пачку.

Я взял ее, вытащил оттуда сигарету и сунул в рот. Энди повозился со спичками, зажег одну и поднес к сигарете. Я зажмурился и что есть силы вдохнул.

Я втянул в себя запах серы, тут же закашлялся, позеленел, и меня чуть не вырвало.

Пока я кашлял, Энди с сестрой, переглядываясь, смеялись до упаду.

Они оба тоже попробовали курить и объявили, что это полная глупость, совершенно отвратительно, и что только люди в этом находят? Взрослые просто сумасшедшие.

Но Энди сказал, что вообще-то смотрится это здорово; мы что, не видели «Касабланку» с Хамфри Богартом? Вот это фильм. И кто бы мог представить себе Рика без сигареты в пальцах или во рту? (Мы с Клер могли, что и засвидетельствовали, поглядев друг на дружку. Черт, кажется, я видел этот фильм года два назад под Рождество. Укатайка с братьями Маркс, [30]но никого по имени Хамфри Богарт там не было, это я точно помню.)

Мы попробовали еще одну сигарету, но на этот раз я, может быть просто инстинктивно, сообразил, что с ней делать.

Я получал от этого кайф! Я затягивался по-настоящему. Энди и Клер просто прикладывались к сигарете, брали ее в рот, но не втягивали дым в легкие, не проникались курением до самой своей последней клеточки, не принимали его в свою собственную экосферу, просто дурачились, по-детски, не по-настоящему.

Но я — не так. Я втягивал в себя этот дым и делал его частью моего «я», каким-то мистическим образом в этот момент я соединялся со Вселенной. Я сказал навсегда «да» наркотикам, потому что получил необыкновенный кайф от пачки сигарет, украденной Энди у отца. Это было откровение, прозрение; я вдруг понял, что существуют вещи — их можно увидеть, потрогать, положить в карман, втянуть в легкие, — которые разберут твои мозги на части, а потом соберут вновь, но так, как ты и представить себе не можешь.

Это было лучше религии, а может, люди, говоря о религии, всегда имели в виду именно это. Главное было в том, что оно действовало! Люди говорят, Верь в Бога, или Будь добродетельным, или Учись хорошо в школе, или Покупай вот это, или Голосуй за меня, или еще что-нибудь в этом роде, но результат всех этих увещеваний — ничто рядом с действием наркоты, никакая другая срань так не просветляет, как она. Она есть истина. Все остальное обман.

В тот день, в тот полдень, в тот час, в ту секунду, когда я затянулся второй сигаретой, я почти что и стал наркоманом. Теряя невинность с этим потоком токсинов, устремившихся в мой мозг, я, видимо, и начал становиться тем, кто я есть теперь; мой внутренний глаз наконец-то увидел мое истинное «я». Истина и откровение. Что творится в мире на самом деле? Каков буквальный смысл происходящего? Кто дергает за ниточки?

Вот вам катехизис журналиста, суть россказней правдоискателя, записанных в любой рукописи или сракописи, — можешь сам выбрать, как это обозначить, обозвать или поименовать: ЧТО ЗА ХЕР ДЕРГАЕТ ЗА НИТОЧКИ?!

Возвращаюсь к моему повествованию.

Посвящение закончилось, мы выбросили окурки во мрак трубы. Мы направились обратно к дому, а Энди, который шел впереди, вдруг объявил, что мы бежим наперегонки, и припустил вперед; мы закричали, что это нечестно, но бросились за ним и последнюю сотню метров до крыльца по лужайке и усыпанной гравием дорожке пронеслись стрелой.

Переводя дыхание уже в прихожей, мы признали проведенный эксперимент неудачным… но сердцем я знал другое.