Клуб ангелов - Луис Фернандо Вериссимо Страница 13

— Это наказание, — сказал Маркос на похоронах Жуана, справившись с рыданиями.

Я переспросил:

— Какое наказание?

— Нас наказывают.

— За что?

Он взглянул на меня плачущими глазами теперь уже старого пса:

— За что? За что? Ты еще спрашиваешь, за что?!

Мы шептались в углу. До нас доносились рыдания родственников Жуана. Я искал хотя бы одно злорадствующее лицо. Но ни один из вкладчиков, обманутых Жуаном, не пришел на похороны.

— Никто не был отравлен в моем доме, — повторял я.

Но Маркос продолжал:

— За наши грехи. За разложение наших душ. Сауло взял Маркоса за руку:

— Спокойно, Маркиньос.

На ужине перед смертью Рамос говорил с нами о тайной зависти, которую мы испытываем к приговоренным к смерти. Он уже знал, что умрет. Все мы знали. Ужин проходил в моей квартире и ответственным за еду и выпивку был Самуэл.

Мы подавали любимые блюда Рамоса: медальоны из омара с майонезом и баранину под мятным соусом, который, по его мнению, если не считать Шекспира и парламентаризм, являлся единственным вкладом Англии в западную цивилизацию. Факт, в котором ему не удалось нас убедить. Из всей компании одному только Рамосу нравился мятный соус.

Рамос начал свою речь так:

— Наша жизнь — это история убийства, рассказанная плохо, необъективно и без вдохновения. Убийца известен с самого начала. Он рождается вместе с нами. Мы появляемся на свет, повязанные с нашим палачом. Да, как сиамские близнецы нашего Даниэла. — Рукой с сигарой он благословил меня издали. — Мы растем вместе с нашим убийцей, его личность не тайна. У нас с ним один и тот же аппетит и одинаковые слабости, и мы совершаем идентичные грехи. Но мы не представляем, когда он убьет нас, каковы правила его игры.

Знать форму и время своей смерти означает получить в подарок завязку, интригу со всеми преимуществами литературного детектива о жизни. Знать свою судьбу — это как заглянуть в конец книги. Мы начинаем по-другому читать свою жизнь. Только теперь — как сообщники автора и убийцы. У нас появляются последовательность, смысл и логика. Или ирония, которая тоже является литературной формой логики.

Единственный умный способ чтения детективных историй — начинать с конца, — продолжал Рамос, встречая с грустной улыбкой возражения Чиаго, Шоколадного Кида, который, кроме шоколадной, страдал также и детективной зависимостью в придачу к другим навязчивым идеям. — Чему мы завидуем, если иметь в виду приговоренного к смерти, так это его привилегии знать свой конец, быть читателем выше нас. Нет случайных читателей в коридорах смерти, — закончил Рамос.

Все писатели, все критики и все гурманы, судя по всему, должны были всегда находиться в предсмертном состоянии. В ту ночь, впервые со дня основания «Клуба поджарки», Рамос не произнес за коньяком тоста. Мы знали, что это наш последний ужин вместе. Только не подозревали, что конец наступит так быстро. На следующий день Рамос оказался в больнице, где и умер до наступления полуночи.

Самуэл встал и произнес тост, кивнув в сторону Рамоса:

— За нашу главную сволочь.

Майские похороны были самыми тревожными из всех. Семья Жуана не находила объяснений его смерти. Он вернулся домой после ужина, полупьяный, и отказался идти в постель. Отказался садиться. Говорил, что хочет стоять, когда она придет. Кто она? Она, она. Он был возбужден. В конце концов согласился прилечь хотя бы на диван, почти на рассвете. И больше не проснулся. Сердце. Он, который никогда ничем не болел, не терял хорошего настроения, прошел через все кризисы, угрозы смерти и перспективы неизбежного разорения.

Ливия вошла в часовню, поздоровалась с матерью и женой Жуана и двинулась ко мне, будто собиралась меня ударить.

— Что это, Зи?

— Спокойно. Не здесь.

— Что это? Что происходит?

— Никто не был отравлен в моем доме. Как это было возможно? Три ужина, три смерти, что это значит? Я попросил Ливию говорить потише, но супруга Жуана, заметив, что приобрела союзницу, присоединилась к ней.

Как я это объяснял? «Клуб поджарки» сомкнул ряды за мной. Самуэл заявил, что никто не должен ничего объяснять. Это такая несчастная судьба. Сауло тоже начал защищать нас, но вынужден был остановиться, когда сообразил, что Маркоса рядом с ним больше нет. Маркос стоял возле гроба и готовился произнести речь, обращаясь к покойнику:

— Грешник…

Сауло ухитрился оттащить его, прежде чем тот продолжил, но мать Жуана уже пребывала в шоке, жадно глотая воздух открытым ртом. Мы решили, что лучше удалиться всей компанией (нас оставалось семеро), пока не выгнали. На выходе мы услышали, как кто-то упомянул о вскрытии. Мол, этого нельзя так оставлять.

Ливия с помощью боевых частей моей мачехи произвела радикальную чистку моей кухни. Она поменяла все кастрюли и продезинфицировала все служебные помещения. И потребовала большей информации про «этого самого Лусидио», который готовит наши ужины. Откуда он взялся? Бактерии-убийцы могли находиться у него на руках.

Я пытался сменить тему, но Ливия настаивала. Она хотела присутствовать, когда Лусидио станет готовить для команды в следующий раз. Если мы настолько сумасшедшие, что готовы продолжать эти ужины после трех смертей.

Через пятнадцать дней после похорон Жуана Лусидио позвонил мне:

— Я очень сожалею о Жуане.

— Ага.

— Сердце?

— Похоже на то. Говорили о вскрытии, но, по-моему, не стали его делать.

— Вскрытие?

— Чтобы узнать, кто его убил. Может быть, не знаю… всякое. Яд.

— Яд в еде?

— Ну да.

Он промолчал. И вдруг я впал в панику. Я не хотел, чтобы Лусидио неправильно меня понял, бросил трубку и навсегда исчез из наших жизней. Не раньше чем приготовит моего gigot d'agneau. Я сказал:

— Алло, ты здесь?

— Да.

— Давай обсудим июньский ужин?

Мы договорились раньше, что июньский ужин будет под ответственностью Пауло. Приготовленный у меня дома Лусидио, как и прежде.

— Давай, — отозвался Лусидио. Я вздохнул с облегчением.

— Что ты собираешься приготовить?

— «Киш» [12]. Как главное блюдо.

— Хорошо.

«Киш». Маркос обожал «Киш».

Я назвал Ливии неправильную дату, чтобы избежать ее встречи с Лусидио во время приготовления ужина. Лусидио пожаловался на смену кастрюль. Хорошо еще, что Ливия принесла другие формочки для «Киш» взамен реквизированных, хотя Лусидио предпочитал уже использованные. В ночь ужина, когда все пришли, я собрал нашу компанию в кабинете и запер дверь на ключ. Если Лусидио выйдет из кухни, где находится с утра, готовя ужин, он не застанет нас врасплох. Мы будем беседовать тихо, чтобы он ничего не мог услышать через дверь. Нам нужно поговорить.