Дьявольские трели, или Испытание Страдивари - Леонид Бершидский Страница 13

Пожилая дама в Музее Глинки, которой Штарк первой показывает присланные Молинари фотографии, только отмахивается от него.

— Ну как я буду это для вас искать, молодой человек? Это мне придется перерыть всю картотеку!

— Хорошо, но ведь кто-то может мне помочь?

— Может быть, если только мастера. Эксперты. Но к ним по предварительной записи.

Это Штарк знает, он, конечно, побывал на сайте музея, но его уважение к правилам имеет предел.

— Раз уж я здесь, может быть, они не откажутся посмотреть.

— Ну попробуйте, — с сомнением произносит дама. — Четвертый этаж, сто тридцать шестой кабинет.

Анемичный молодой человек со скрипичным футляром, уже явившийся по записи, пассивно пожимает плечами, когда Штарк просит пропустить его к мастеру буквально на пару минут. Если эксперт узнает инструмент на фотографиях, можно будет договориться с ним о встрече в конце дня, и тогда Иван никого не задержит. Суровый кавказец лет пятидесяти, сидящий за столом в кабинете, едва бросает взгляд на фотографии из-под густых, с проседью бровей.

— Вам зачем?

— Мне предлагают купить этот инструмент, — врет Штарк, чтобы не вдаваться в объяснения.

— Мы не делаем экспертизу для продажи, только для вывоза.

— Я не прошу об экспертизе — мне бы только понять, не краденый ли инструмент.

— Чтобы это было понятно, молодой человек, покупайте у мастера, их в Москве всего десяток, и не покупайте у всяких проходимцев.

— Я… очень хотел бы купить именно эту скрипку. Но я не хочу поощрять нечестность. Или, не дай бог, воровство.

Кавказец поднимает глаза на Ивана и некоторое время хмуро смотрит на него. Затем опускает глаза на фотографии. Штарк начинает волноваться за худосочного скрипача по другую сторону двери: нехорошо получилось.

— Я никогда раньше эту скрипку не видел, — произносит наконец эксперт. — Вам надо к Амиранову. Если он не поможет, никто здесь не поможет.

— Спасибо! Как мне найти его?

Вместо ответа мастер достает мобильный телефон и набирает номер.

— Ираклий Александрович, можно к вам сейчас один молодой человек зайдет спросить про скрипку? Спасибо, а то он мне здесь работать мешает.

Дав отбой, объясняет Штарку:

— Вам во двор, там сарай, на автосервис похож. Левая дверь. Ираклий Александрович все знает о скрипках. Он здесь главный эксперт… Позовите следующего.

Тощий скрипач робко протискивается в кабинет, стесняясь даже широко открыть дверь. А Иван спускается во двор музея; среди зелени там действительно сараюшка, тоже зеленая, с двумя дверями, и на левой табличка: «Амиранов Ираклий Александрович».

Дверь ему открывает совершенно лысый человек в переднике. На мясистом носу у него пенсне, какие Штарк видел на портретах Берии. На вид ему лет шестьдесят, но это только потому, понимает Штарк, приглядевшись чуть внимательнее, что главный эксперт в отличной физической форме; на самом деле вряд ли меньше восьмидесяти — вот и пигментация на лице и руках, и морщины глубокие, как у древнего старца.

— Что вы хотели? — не особо дружелюбно выговаривает старик с еле уловимым акцентом, жестом приглашая Штарка войти. Мастерская неожиданно просторна для сарайчика; Иван явно оторвал Амиранова от работы над виолончелью, детали которой аккуратно разложены на большом столе в центре комнаты.

— Меня зовут Иван, Иван Штарк. Я хотел, Ираклий Александрович, показать вам вот эти фотографии. Ваш коллега сказал, что если вы не узнаете эту скрипку, то и никто другой не узнает.

— Обычно мне приносят инструменты, а не фотографии.

— Инструмент у продавца. Я только хочу удостовериться, что он не краденый и все с ним в порядке.

— Если вы не доверяете продавцу, не покупайте у него инструмент. В нашем деле очень много жуликов. Называют себя мастерами. Прыгают вокруг, как кузнечики. Настоящих мастеров в Москве всего десять, и больше не становится. Выбора-то почти нет.

— Я, когда увидел эту скрипку, влюбился в нее. Но продавцу не до конца доверяю, — повторяет Штарк свою легенду.

— Влюбились, — усмехается Амиранов. — Это романтично. Ну, давайте ваши фотографии.

По-прежнему стоя — Ивану он тоже не предложил сесть, — мастер медленно тасует распечатки, которые Иван сделал на хорошей матовой фотобумаге.

— Я смотрел этот инструмент лет двадцать пять назад, когда только ввели паспорта, — сообщает он наконец. — Знаете, почему их ввели?

— Нет, — честно признается Иван. Ничего удивительного в существовании паспортов для скрипок и отдельно для смычков он не увидел: в Москве его поражали скорее случаи, выбивавшиеся из советской традиции.

— При Сталине их не было и при Брежневе не было, — отвечать на свой же вопрос Амиранов начинает издалека. — А появились они при Горбачеве. Это надо сказать спасибо Сереже Дьяченко. Он был очень талантливый музыкант, но рисковый. Авантюрист. Преподавал в консерватории, а зарабатывал тем, что отправлял отсюда старинные скрипки в Америку. Контрабандой. С размахом работал… Большой был скандал, когда все открылось. В восемьдесят шестом его посадили, а через год ввели паспорта, чтобы все старинные инструменты были под присмотром. Сережа потом уехал в Италию, там опять попался на чем-то и повесился. Лучше бы играл себе и играл. Я же говорю вам, в нашем деле много жуликов.

— Значит, вы смотрели эту скрипку в восемьдесят седьмом — восемьдесят восьмом году? — напоминает Штарк тему разговора.

— Да. Ее приносил Леонид Никитич Иванов, он был концертмейстером в Большом театре. Уважаемый человек. Сказал: «Ираклий, видишь, я старик, а эта скрипка еще старше. Но паспорт только сейчас получает». Я удивился, что у него такой простой инструмент, прямо скажем. Красивый, да, но простой. Даже слишком, для такого-то музыканта.

— Это не очень хорошая скрипка?

— Ваш продавец вам ее расхвалил, да? Не сказал, что это «страдивари»? Я помню, мы с Леней Ивановым еще смеялись, что на ней этикет Страдивари. Или его уже нет?