Аполлоша - Григорий Симанович Страница 13

Роберт Малян не стал убивать Додика. Он вообще никого никогда не убивал. Его – могли. Да, с Хозяина станется, шлепнет сгоряча и велит в асфальт закатать. Но Роберт не давал повода. Он служил верно и честно. И с этого имел.

Он чувствовал добычу, всегда был осторожен, редко ошибался, постигая психологию клиента… Также редко изменяло ему чутье на вещь. На этот раз оно не подсказало, а завопило ему прямо в ухо! Игнатов неожиданный уход сильно изумил, но не выбил из колеи.

Додик знал свое дело. Как он мог так проколоться! Слава богу, Хозяин пока ничего не ведает. Но узнает обязательно. Он оборудовал все помещения салона, как и вообще все свои фирмы, видеокамерами. Все было под контролем. И встреча с этим толстым зафиксирована, как и сама вещь. Можно наступить на горло собственным принципам и попытаться запудрить мозги, мол, явная дешевка. Но Роберт не таков: только горькая правда и рвение, чтобы исправить промашку.

«А как? Пробивать всех Иванов Петровичей в Москве и Подмосковье – все равно что искать черную кошку в темной комнате, когда ее там нет. А вдруг вообще приезжий, хотя не похоже! Имя и отчество вымышленные – к бабке не ходи! Человек оказался осторожный, хотя и не производил такого впечатления. Остаются два пути: через отпечатки пальцев и по физиономии.

Отпечатками наследил точно. На столе, стуле, журнал теребил… Есть кому снять и проверить по милицейской базе. Рожа красная у этого «Ивана Петровича» – вдруг в вытрезвителе побывал, побуянил, менты пальчики и сняли?. Или морду кому на улице набил? Или еще в какую-нибудь историю влип? Маловероятно, но шанс.

Вторая зацепка – фото. Исходим из удобного предположения, что он коренной москвич, получил вещь в наследство, живет в старом московском дворе в пределах Садового. По нынешним временам вариант скорее литературный, романтический. Мало их осталось – коренных-то, потомственных, еще не вытуренных за пределы Бульваров и даже Садового кольца новыми русскими – хозяевами города. Жаль, конечно, что в розыск его не объявишь, но пусть Додик, козел сраный, пошатается по центру, тихонько потычет фотку в рожи киоскерам, продавцам шаурмы, пацанам и старушкам во дворах, таджикам-дворникам и прежде всего таксистам. Особенно тем, что здесь, у перехода, караулят. Шанс один из ста, но использовать надо. Вот, собственно, и все. Неделя поисков. Дальше – сдаваться Хозяину. Слушать мат. Не получить месячный бонус. Зато получить… кулаком под дых, как однажды уже было после упущенного этюда Левитана. А, делай что должно, и будь что будет!»

Он позвонил Бореву, эксперту-криминалисту, «нашему человеку» в УВД Северного округа. Попросил срочно приехать «с кисточкой». Тот сказал: «Ближе к шести, не раньше».

Даже лучше. Есть время. Он запер переговорную, забрал ключи с собой, стремительно направился в комнату охраны, куда с камер наблюдения поступала «картинка». Хорошо еще цветная – Хозяин не поскупился. Там на отдельный, специальный диск фиксировались изображение и звук из переговорной. Только этот хитрый блочок приемного оборудования не имел ни дисплея, ни микрофона. Соответственно охранник не мог видеть происходящего и слышать голоса в святая святых, где извлекались из сумок, освобождались от футляров, выуживались из внутренних карманов порою бесценные вещи, где завязывались тайные сделки ценою вопроса в десятки, а то и в сотни тысяч долларов.

Техник-охранник Сережа был парнем понятливым, молчаливым, правильным. Лишних вопросов не задавал. По заведенному порядку Малян расписался в журнале изъятия, получил диск. Тотчас поехал домой на Ленинский, где с помощью компьютера и ксерокса получил пару копий с изображением ускользнувшего клиента и отдельно – античного бога. Перегнал на флэшку и рванул назад. Вызвал Додика в скверик неподалеку от салона (внутрь никогда не пускал, чтобы никто его не мог опознать в случае чего). Тихо и внушительно еще раз обрисовал ему близкую перспективу завершения его жалкой и никчемной жизни, в случае если не найдет клиента. Дал пять дней с утра и до вечера. Напутствуя, послал на х… и вернулся в салон дожидаться Борева «с кисточкой». Настроение было омерзительное. Он то и дело доставал из кармана вчетверо сложенную ксерокопию вещи, разглядывал ее со смешанным чувством восхищения и досады. Даже на листе плотной бумаги этот юноша в лучистой короне смотрелся здорово и словно источал жизнетворную, победительную молодую силу.