Побег из СССР - Дато Турашвили Страница 12

Море было спокойным, а солнце огромным и красным.

Гега обнял Тину и поцеловал ее в щеку. Тина положила голову ему на плечо и снова почувствовала, что во всем мире у нее нет никого ближе Геги.

– А человек может переплыть море?

– Если захочет, человек все может.

– Я тебя не теоретически спрашиваю. На самом деле он может переплыть это море?

– По ширине?

– Да, до Турции.

– Может. У нас в киностудии был один режиссер или оператор, по фамилии Александрия, так вот он переплыл.

– Переплыл Черное море?

– Да, отсюда до Турции.

– Как?

– Потихоньку.

– Скажи правду.

– Правда переплыл.

– Как?

– Тренировался и переплыл.

– Все море?

– Когда доплыл до Турции, его подняли на корабль.

– Значит, до конца все же не доплыл.

– А где он сейчас?

– В Америке…

Потом они молча сидели на морском берегу, среди белых камешков, и поэтому их удивило, что они не заметили, как к ним подошли вооруженные автоматами пограничники. Вначале у Тины и Геги потребовали документы, потом им объяснили, что своим аморальным поведением они нарушают общественный порядок. Встав, Тина удивленно огляделась – хотела убедиться, был ли этот пустынный берег и в самом деле местом общественных встреч. Но еще больше ее удивило, что, как оказалось, класть голову на плечо любимому считается аморальным поведением.

Тина была удивлена, а Гега сердит – он чувствовал себя униженным. Тина испугалась, что он может что-нибудь ответить вооруженным людям, она взглядом попросила его ничего не говорить пограничникам. Гега от злости закусил губу, но все-таки, не проронив ни слова, послушно последовал за Тиной к дому и долго молчал…

Гега молчал. Он неподвижно лежал, и Тина до тех пор осторожно, как ребенка, гладила его по голове, пока он не нарушил молчание:

– Вот поэтому я и не хочу здесь жить…

– Армия и полиция всюду грубые, властные.

– Но любовь нигде не запрещена.

– В свободных странах, может, и не запрещена.

– Я тоже хочу жить в свободной стране, а ты не хочешь?

– Я хочу быть с тобой.

– А свобода тебе не нужна?

– Вместе с тобой я везде свободна.

– Если уеду, поедешь со мной?

– Я не смогу переплыть море.

– Я тоже не смогу… Так хорошо я плавать не умею.

– А что ты собираешься сделать?

– Перелететь.

– А летать ты умеешь лучше?

– Ты же ангел, главное – чтобы твои крылья смогли поднять нас обоих.

– Я серьезно спрашиваю, что ты собираешься делать?

– Я тоже серьезно говорю, что ты ангел.

– Скажи правду.

– Я и вправду улечу, но вместе с тобой…

Тина встала, открыла окно и посмотрела на море. Черное море действительно было черным.

Дато вместе с братьями внимательно слушали отца Тевдоре. Его комната производила впечатление комнаты беззаботного молодого человека, но монах очень спокойно беседовал на очень простые, но по тому времени очень важные темы.

– На следующий день после вашего отъезда меня опять навестили.

– Что им было нужно?

– Наверное, хотели узнать, что за дело привело вас ко мне.

– И что ты ответил?

– А то и сказал, о чем мы тогда говорили.

– О чем говорили?

– О Боге, Добре и Любви.

– Они этого боятся?

– Больше всего они боятся именно этого, но вслух не признаются, и публично с церковью не воюют. Даже наоборот – поменяли стратегию, со священниками и монахами обращаются с подчеркнутым почтением, так, чтобы все это видели, а КГБ тайно за каждым следит.

– И что ты будешь делать?

– То же, что и всегда. Препятствия лишь укрепляют меня в вере, так начинался и путь первых христиан. Испытания пестуют веру…

– Ты – монах и уже сделал свой выбор.

– Человек всегда и везде должен делать выбор, и не важно, светский ли он человек, или духовное лицо. Все равно должен сделать выбор между добром и злом, светом и тьмой, рабством и свободой…

– Мы тоже сделали свой выбор, – сказал Кахабер.

Он вначале посмотрел на друзей, потом на монаха и повторил эту фразу.

– Какой выбор? – спросил отец Тевдоре всех сразу.

Ребята еще раз переглянулись, как бы колеблясь, и после этой паузы Паата, посмотрев в глаза отцу Тевдоре, очень спокойно сказал:

– Мы уезжаем.

– Как?

– Самолетом.

– Как?

– Сядем в Турции на американской военной базе, а там уже они сами о нас позаботятся.

– Как?

– Как о литовцах, помнишь, в прошлом году, их в Америке приняли как героев?

– Литовцам просто повезло.

– И нам повезет, слегка припугнем пилотов, они и свернут.

– А чем вы их припугнете?

– Пригрозим оружием…

– А как вы оружие в самолет пронесете, ведь всех тщательно обыскивают?

– Кроме священников и монахов, – ответил Дато и вместе с ребятами стал ждать реакции отца Тевдоре.

Монах догадался, о чем его просят, и поэтому спросил:

– А если будут жертвы?

– Жертв не будет.

– А если?

– Не будет.

– Исключено?

– Исключать ничего нельзя.

– Значит, могут быть.

– Только теоретически.

– Поэтому и теоретически не стоит…

– Что не стоит?

– Ценой жизни даже одного человека ничего не стоит начинать – какая бы то ни было свобода не стоит жизни человеческой, ни одна цель ее не стоит. Жизнь каждого человека принадлежит только Богу, и только Бог решает, когда человеку умереть…

– Но мы не собираемся никого убивать, – прервал его Паата и сердито посмотрел на Дато. – Оружие нужно только для того, чтобы припугнуть пилотов, и все.

– Жертвы обычно следуют за страхом, а пилотам никто и не позволит посадить самолет в Турции.

– Но литовцы же смогли? – опять прервал его Паата.

– Вот поэтому вы уже не сможете их заставить. Русские не повторят ошибки…

Братья встали, молча взяли свои куртки и, не прощаясь, ушли. В комнате остались только Дато и монах. После длительной паузы, улыбаясь, отец Тевдоре произнес: