Меченый - Уильям Лэшнер Страница 12

В комнате для совещаний, обшитой темными деревянными панелями, за большим столом из красного дерева сидели двое. Одного я узнал: это был Стэнфорд Куик в сером костюме и клубном галстуке – партнер-распорядитель самой уважаемой в городе юридической фирмы «Талботт, Киттредж и Чейз», а также главный юридический советник Фонда. Он принадлежал к старой школе адвокатов и больше всего заботился о том, чтобы его манеры не сочли бестактными. Я давно привык иметь дело с такого рода людьми, их мягкая снисходительность поддерживала на высоте мое врожденное чувство справедливости. Именно Куику я позвонил после встречи с Чарли Калакосом, и он договорился об этом совещании. Второй был моложе Куика и значительно лучше одет – Джабари Спурлок, президент и главный исполнительный директор фонда Рандольфа.

– Благодарю вас, миссис Лекомт, – кивнул Спурлок, выслушав сообщение о том, кого она привела.

– Я думала, что могу помочь в переговорах, – сказала миссис Лекомт неожиданно заискивающим тоном.

– Прощайте, миссис Лекомт, – ответил Спурлок и выпроводил ее из комнаты пристальным взглядом.

Затем он обратился ко мне:

– Трудная женщина; но что делать, приходится терпеть – она работала здесь еще до моего рождения. Присаживайтесь, мистер Карл. Нам нужно многое обсудить.

– Спасибо. – Я уселся напротив него. – Шикарное здание у вас, однако.

– Вы никогда не были в Фонде?

– Нет. Что неудивительно, учитывая ваше странное расписание.

– Часы посещений оговорены в завещании мистера Рандольфа, – подал голос Куик, откинувшись со скучающим видом на спинку стула. – Мы не имеем права менять эти условия, как бы нам ни хотелось это сделать.

– Мы просто хранители предметов увлечения мистера Рандольфа и исполнители его воли, – сказал Спурлок. – Он полагал, что искусство должно служить всем, а не только состоятельному классу, у которого полно досуга для посещения музеев. По этой причине количество экскурсий ограничено. Фонд уделяет много времени тому, чтобы научить понимать искусство малообеспеченные слои населения, которые проявляют к прекрасному острый интерес. Это обучение построено на удивительных методах мистера Рандольфа.

– Звучит очень благородно.

– Это действительно благородно, мистер Карл, тем не менее наши методы и деятельность постоянно подвергаются нападкам со стороны привилегированного меньшинства.

– Вы, конечно, читали, Виктор, – сказал Стэнфорд Куик, – о битвах Фонда с соседями. Вы также наверняка слышали, что существует движение, которое, пользуясь текущими экономическими трудностями Фонда, настаивает на его переезде в город и передаче коллекции художественному музею.

– Эти новости печатали на первых страницах газет.

– Да, мистер Карл, – вздохнул Спурлок, – к сожалению, это так. Что подводит нас к причине вашего визита.

– Я просто намекнул Стэнфорду, что, возможно, обладаю информацией относительно недостающей картины.

– Нет, Виктор, – сказал Куик. – Вы выразились конкретнее. Вы говорили о полотне Рембрандта. Единственной картиной Рембрандта, купленной мистером Рандольфом, был автопортрет художника, написанный в тысяча шестьсот тридцатом году и украденный из Фонда двадцать восемь лет назад. Вы имели в виду это полотно?

– Это была картина какого-то парня в шляпе?

– Это полотно находится в вашей собственности, мистер Карл? – спросил Спурлок.

– Нет, – ответил я. – Между прочим, я никогда ее не видел.

– Но вы знаете, где она находится, – утвердительным тоном произнес Спурлок.

– Нет. Мне ничего не известно о местонахождении картины, о том, каким образом она была украдена и кто ее украл.

– Тогда что мы здесь делаем? – спросил Куик.

– Дело в том, что у меня есть клиент, который утверждает, будто знает о ней.

– Вы говорите «клиент», – сказал Куик. – Кто он?

– Вначале мне нужно кое-что узнать, и в первую очередь при каких обстоятельствах пропала картина.

– Ее украли, – сообщил Спурлок. – Это было ограбление со взломом.

– Профессиональная работа грабителей высочайшей квалификации, – подтвердил Куик. – Скорее всего, это были «гастролеры». Безупречно спланированная, безукоризненно исполненная операция. Кроме Рембрандта пропала коллекция икон с окладами из золота и серебра, которую мистер Рандольф собирал по всему миру, включая Россию и Японию. Не найдена ни одна из этих икон. Полиция предполагает, что оклады переплавили в слитки. Была похищена также крупная сумма наличных и драгоценности жены мистера Рандольфа, которые хранились в Фонде, так как он считал его особенно надежным местом.

Вспомнив о сокровище в ящике письменного стола, я с трудом удержал на лице выражение отстраненной заинтересованности.

– Есть сведения, кто за этим стоял? – спросил я.

– Были подозрения, что замешан кто-то из своих. Но это вряд ли. Большинство служащих Фонда отбирал лично мистер Рандольф, они все были безумно преданы ему. В частности, подозревали молодую женщину-куратора, однако улик, чтобы отправить ее под суд, не нашли. Тем не менее, ее уволили из Фонда.

– Как ее звали?

– По-моему, Чикос, – сказал Куик. – Серена Чикос. А что касается Рембрандта, то его кража всех озадачила. Это хорошо известное полотно, его нелегко продать, и кстати, по нашим сведениям, оно так и не появилось на черном рынке краденых произведений искусства. Оно просто исчезло вместе с небольшим пейзажем Моне. Обе картины пропали без следа.

– Но сегодня одна из них объявилась, – заметил Спурлок. – Вы утверждаете, что некто может вернуть Рембрандта. Вероятно, за вознаграждение. Думаю, что это вымогательство.

– Почему вы так считаете?

– Мы наслышаны о вашей репутации, мистер Карл.

– При любых обстоятельствах, – заявил Куик, – мы не можем пойти на сделку с вымогателем.

– Меня шокирует сама эта идея, – продолжил Спурлок, – просто шокирует. Данное полотно очень ценно для Фонда – ценно во многих отношениях. Одним из обвинений, имевших целью лишить Фонд коллекции, было нарушение в системе безопасности. Украденный Рембрандт послужил главным аргументом обвинителей. Нам было бы крайне выгодно получить картину назад. К сожалению, мистер Карл, в настоящее время наше финансовое положение оставляет желать лучшего. Откровенно говоря, мы почти разорены, мы по горло в долгах. Мы не сможем заплатить вымогателю даже малую часть того, что стоит эта картина.