Смерть стоит за дверью - Билл Флойд Страница 12

Когда стало известно, что я жду ребенка, Рэнди заставил меня оставить работу. Я пыталась возражать, так как меня собирались в очередной раз повысить по службе и сделать начальником отдела маркетинга. Об этой должности я мечтала давно. Однако муж напомнил, что мы все обсудили еще до свадьбы, и пришлось уступить. Рэнди всегда говорил, что мечтает о «традиционной семье», в которой он будет зарабатывать на жизнь, а я — воспитывать детей. Когда мы только обручились, такой вариант представлялся вполне подходящим, но за прошедшие годы я проявила незаурядные способности к работе и испытывала чувство огромного удовлетворения всякий раз, когда удавалось сэкономить для компании деньги, совершенствуя принятую здесь систему счетов, или найти более выгодного продавца. Я дулась и капризничала, но Рэнди твердо стоял на своем. Каждый день он расписывал прелести беленького усадебного дома в стиле Норманна Рокуэлла, который идеально подойдет для малыша. Муж цитировал выдержки из статей по экспериментальной психиатрии, вычитанных в разных журналах и казавшихся мне полной чушью. В результате я решила, что лучше оставить его в покое. Правда. Рэнди пообещал, что я смогу вернуться на работу и заняться карьерой, когда ребенок пойдет в школу.

Когда у меня появилось слишком много свободного времени, его начали заполнять страхи. Поначалу я действительно могла себя убедить в их беспочвенности. Наш дом сиял чистотой, и ни одна, даже самая крошечная пылинка на мебели не ускользала от моего внимания. Словом, через шесть месяцев я стала сходить с ума. Рэнди заметил мое состояние и порекомендовал обратиться за советом к врачу. Бесконечное вытирание пыли и хождение по дому с пылесосом выводили его из себя.

— Возникает чувство, будто ты неотступно ходишь за мной по пятам и следишь за каждым шагом, — возмущался он. — Это страшно раздражает. Понимаешь, о чем я?

Я ответила, что прекрасно понимаю. К тому времени смирение уже вошло у меня в привычку, чего в прежней жизни никогда не наблюдалось. Главное — не привлекать к себе внимания. Пообещав мужу поговорить с врачом по поводу своего здоровья, я поднялась наверх и закрыла дверь в комнату, которая раньше считалась кабинетом, а вернее, складом Рэнди, а теперь была переоборудована в детскую. Рядом с новенькой детской кроваткой стоял компьютер, который мы еще не успели вынести. Подключившись к Интернету, я стала читать последние новости о нераскрытом убийстве Кита и Лесли Хьюзов. Они жили в Бейкерсфилде, всего в паре часов езды от нас. Несчастье произошло более полугода назад, но я почему-то все время следила за тем, как идет расследование. В первых сводках сообщалось, что тела изуродованы, но не уточнялось, каким именно образом. Много раз я собиралась позвонить в полицию Бейкерсфилда и, не называя своего имени, спросить, что сделал преступнике глазами своих жертв.

Я так и не решилась позвонить. Нервная дрожь не давала покоя ни днем, ни ночью. Из боязни навредить ребенку я с трудом подавляла желание принять успокоительное или снотворное или просто напиться. Уборка дома стала спасительной соломинкой. Монотонные, размеренные движения успокаивали, словно обволакивая легким пушистым покрывалом, а вот мысли о том, что может произойти, когда ребенок появится на свет, оказывали обратное действие.

Я часто наблюдала, как Рэнди принимает картинные позы, стоя перед зеркалом в ванной комнате. В новом доме дверь ванной открывалась прямо в спальню, и я, затаившись в кровати, смотрела на позирующего перед зеркалом мужа. Он не видел, что я за ним наблюдаю, или просто не обращал на меня внимания и не заботился о том, что я подумаю.

Густые черные волосы были подстрижены коротким ежиком, и эта прическа придавала мужу более старомодный и консервативный вид, чем та, что он носил в первые дни нашего знакомства. Должно быть, Рэнди занимался поднятием тяжестей, потому что с годами его мускулы становились все более развитыми и крепкими, как будто время для этого человека повернуло вспять. Вероятно, чувствуя приближение зрелого возраста, муж стеснялся и прилагал все усилия, чтобы избавиться от его малопривлекательных внешних признаков. Ничего не имею против здорового тщеславия, но у Рэнди оно переросло в самолюбование, особенно когда дело касалось синяков и ссадин. Напротив душа висело зеркало в полный человеческий рост, и он подолгу изучал свои раны, как будто вел им счет. Рэнди прослеживал пальцами их очертания, и глаза его загорались странным блеском. Я помню наизусть все раны мужа, их размер и форму, тонкие шрамы, которые так и остались на теле. Я больше не спрашивала об их происхождении, а только хранила в памяти и старалась не думать о том, что они означают.

Три маленькие царапины под левым глазом, тонкий шрам, идущий от шеи через все плечо. Его даже не видно, если надеть рубашку с воротничком. Царапины и ссадины на животе и груди большей частью были неглубокими и быстро заживали, но от некоторых остались следы.

Многие жертвы отчаянно сопротивлялись. Кит Хьюз получил более пятидесяти ножевых ран, прежде чем наступила смерть. Фрагменты ДНК, извлеченные у него из-под ногтей, также стали изобличающим доказательством на суде. Джейми Хефнер, Бади Бекмэн, Дафни Снайдер — все они оставили следы на теле Рэнди, прежде чем он нанес роковой удар. Иногда в моем воображении невольно возникает его мощная фигура, нависшая над умирающими жертвами: Рэнди, словно вампир, высасывает из них остатки жизни, тяжело дыша от изнеможения и с торжеством взирая на дело своих рук. А в это время еще теплящийся огонек человеческой жизни становится все слабее и наконец гаснет, потушенный моим мужем и жуткими орудиями пытки, которые он изготовил сам.

Когда несчастные навеки затихали, Рэнди приступал к своей страшной работе.

Муж ложился рядом, и я машинально исполняла супружеские обязанности, думая о том, как лучше приклеить линолеум. О чем думал в эти минуты Рэнди, не знаю. Когда приближался оргазм, он закрывал мне ладонями веки и так сильно на них надавливал, что перед глазами начинали мелькать звезды. Поначалу это пугало, но незадолго до беременности стало возбуждать. Как-то раз я попробовала проделать то же самое с Рэнди, но он решительно убрал мою руку и крепко прижал ее к бедру. Его движения вдруг стали резкими и грубыми, но, казалось, он даже не заметил, что причиняет мне боль. Со временем я полюбила темноту и с нетерпением ждала ее наступления в надежде, что она поглотит в себя весь ужас, который так отчетливо виден днем. Страшно признаться, но иногда я молила, чтобы рассвет никогда не наступил. Слишком многое становится до боли ясным при свете дня. Стоит отвести взгляд от одного страшного подозрения, как другое тут же начинает нагло пялиться в лицо.

Рэнди любил и лелеял свои шрамы, а те, которые получила по его милости я, оставались невидимыми для глаз. С каждой лживой уловкой и снисходительным упреком в мой адрес их становилось все больше. Своим поведением Рэнди наносил удар по моему чувству собственного достоинства и смущал душевный покой, словно принц, удостоивший поцелуем ничем не примечательную крестьянку из толпы, о которой он через минуту забудет, но его образ будет долгими ночами преследовать бедняжку до конца жизни.