Брат Гримм - Крейг Расселл Страница 12

18.30, четверг 18 марта. Норддейч, Восточная Фризия

Это было место, которое Фабель называл домом и которое, как он всегда считал, сформировало его личность. Но сейчас, находясь в точке, откуда во все стороны вплоть до самого горизонта открывались бесконечные дали, он осознал, что принадлежит всему миру. Ведь на самом деле местом, определяющим сущность личности Йена Фабеля, являлся Гамбург. Кем он был сейчас? Кем он стал? Разрыв Фабеля с родными местами проходил в два этапа. Первый начался, когда он, покинув дом, отправился в глубь страны в Ольденбург, чтобы изучать английский в недавно основанном Университете имени Карла фон Осецки. Окончив это учебное заведение, он поступил в Университет Гамбурга, чтобы прослушать курс истории Европы и начать новую жизнь.

Фабель припарковал «БМВ» позади дома. Выйдя из машины, он распахнул заднюю дверцу и взял с сиденья торопливо упакованную дорожную сумку. Выпрямившись, он немного постоял, впитывая в себя звуки и картины детства: непрерывный шорох невидимого за окружающими дом деревьями и тянущимися вдоль побережья дюнами моря; строгую геометрию крытого красной черепицей родительского дома; светло-зеленую, похожую под свежим фризским ветром на морские волны траву и тяжелое небо над ровным, как стол, ландшафтом. На смену панике, охватившей его после утреннего звонка в Полицайпрезидиум, пришла боль. Фабель ощущал эту боль все три часа, пока катил по дороге 28-А, и боль стала невыносимой, когда он увидел мать в больничной кровати. Мама, не изменив себе, заявила сыну, чтобы тот перестал волноваться по пустякам и передал брату Лексу ее наказ «не поднимать шума».

Но сейчас, когда его охватили воспоминания детства, Фабелем снова овладела паника. Он нащупал в кармане ключи от дома, повесил на плечо сумку и открыл тяжелую деревянную дверь кухни. На многослойном лаке двери, в самом ее низу все еще виднелись темные царапины — нагруженные учебниками Йен и Лекс, возвращаясь из школы, естественно, распахивали дверь ударом ноги. И даже сейчас, когда он с кожаной сумкой на плече и с дорогим пальто от Джагера на сгибе руки поворачивал ручку, ему лишь с трудом удалось преодолеть инстинктивное желание пнуть дверь ногой.

Фабель вошел в кухню. В доме было пусто и тихо. Положив сумку и пальто на стол, он немного постоял, глядя по сторонам, и убедился в том, что кухня за последнее время претерпела минимальные изменения. Цветастые кухонные полотенца на хромированной планке рядом с плитой, старый сосновый стол и стулья, пробковая доска со многими слоями приколотых к ней открыток, записок и счетов, тяжелый деревянный, с множеством выдвижных ящиков буфет у стены… Фабель с удивлением обнаружил, что проявившийся в нем ребенок не одобряет даже те крошечные перемены, которые внесла в кухню мама. Новый чайник, микроволновую печь, прямоугольный в стиле «ИКЕА» шкаф в углу. Где-то в глубине душе ему казалось, что все эти нововведения являются мелким предательством. Фабель почему-то считал, что старый дом (в отличие от него самого) не смеет меняться и должен оставаться таким, каким был в годы детства.

Фабель приготовил себе чай. Ему и в голову не пришло сварить кофе. Он находился дома в Восточной Фризии, где чаепитие всегда было главным событием жизни. Мама, которая не была уроженкой Фризии, с энтузиазмом восприняла все принятые здесь чайные ритуалы, вплоть до предполуденного перерыва, в течение которого необходимо выпить три чашечки. Перерыв этот на непостижимом местном диалекте назывался Elfürtje, а сам диалект, являвший собой смесь немецкого, голландского и староанглийского языков, именовался фризским. Он открыл дверцу буфета, где на ближней полке в давно установленном порядке располагались все необходимые для дневного чаепития ингредиенты: чай, традиционная сахарница Kluntjes с темным кристаллическим сахаром и бело-голубые чашки. Он уселся за стол и выпил чаю, прислушиваясь к похороненным в тиши родного дома голосам мамы и папы. Размышления Фабеля прервал телефонный звонок. Звонила Сусанна, и голос ее был полон тревоги.

— Йен… я только что прослушала твое сообщение. Как ты? Как мама?

— С мамой все хорошо. У нее был микроинфаркт, но сейчас состояние стабильное.

— Ты еще в больнице?

— Нет. Я дома… Вернее, в мамином доме. Я останусь здесь на ночь, чтобы дождаться брата. Он должен приехать завтра.

— Может быть, и мне стоит подъехать? Как ты думаешь? Я могла бы отправиться немедленно и быть у тебя через два-три часа…

Фабель заверил ее, что в ее приезде нет никакой необходимости, что с ним все в порядке, а мама будет дома скорее всего уже через пару дней.

— Это был всего лишь предупредительный выстрел, — сказал Фабель, но, повесив трубку, вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Фабель предусмотрительно запасся готовыми сандвичами, но, поняв, что даже мысль о еде ему отвратительна, сунул их в холодильник. Допив чай, Фабель поднялся наверх под крутую крышу в свою старую спальню. Зашвырнув сумку и пальто в угол, он, не включая света, улегся на узкую кровать и долго лежал в темноте, пытаясь вспомнить голос давно умершего отца, требующего из кухни внизу, чтобы дети немедленно вылезали из постелей. Но в памяти вставало лишь слово Traankoopp, означавшее на местном диалекте «сонная башка». Годы, увы, стирают воспоминания детства, и в памяти сохраняются лишь одно-два слова, подумал он, сопроводив это нехитрое открытие печальным вздохом.

Затем Фабель взял с прикроватной тумбочки мобильник и, по-прежнему не включая света, нашел в памяти номер домашнего телефона Анны Вольф. После нескольких гудков включился автоответчик. Решив не оставлять сообщения, он на всякий случай набрал номер служебного телефона в Полицайпрезидиуме. Обычно веселый голос Анны звучал устало и как-то тускло.

— Шеф… я не ждала вашего звонка… Ваша матушка…

— С ней все будет в порядке. Микроинфаркт. Так, во всяком случае, утверждают эскулапы. Почти всю вторую половину дня я провел в больнице. Я здесь немного задержусь. Как продвигаются дела по идентификации личности? Удалось узнать что-нибудь?

— Прошу прощения, шеф, но пока ничего не выходит. Я получила информацию из центральной базы данных. Никто из исчезнувших недавно людей нам не подходит. Мне пришлось расширить поиск. Нельзя исключать, что она жила в других землях Германии или даже за ее пределами. Все возможно, когда из Восточной Европы к нам разными способами доставляют столько женщин.

Фабель был с ней полностью согласен. Торговля молодыми женщинами из России, Балкан или иных мест, расположенных за пределами общества изобилия, стала для Гамбурга весьма серьезной проблемой. Эти женщины и девушки, которых соблазняли работой в модельном бизнесе или в качестве прислуги, практически попадали в рабство, пополняя число проституток. Рождение нового века одновременно явилось возрождением старинного зла, именуемого рабством.

— Продолжай, Анна, — сказал он, хотя и знал, что девушка не нуждается в указаниях. Получая задание, Анна трудилась без отдыха. Именно поэтому шеф и позвонил ей на службу. — Что еще?