Коллекционер сердец - Джойс Кэрол Оутс Страница 12

– Когда это ты только успела соорудить ее, а, Типпи? И твой голос… как это тебе удается?

Не поднимая глаз на мать, дочь пожала плечами. Невнятно пробормотала слова извинения, затем добавила несколько слов в адрес куклы – «глупо, тупо, вышло совсем не то». А затем выбежала из кухни, неловко зажав в руке куклу. Помчалась наверх, к себе в комнату, собираться в школу – тихий нерешительный ребенок во фланелевой пижамке, босиком, ноги громко шлепали по лестнице. Мать, все еще прижимая ладонь к сердцу, молча провожала ее растерянным взглядом.

Жизнь порой преподносит странные сюрпризы.

Таким и остался тот день в памяти – обычный будний день. Был понедельник, и после недели пасхальных каникул занятия в школе возобновились. Лорейн Лейк, мать Типпи, обычно спускалась на кухню в 7.30 утра приготовить завтрак для мужа и дочери. Но в то утро, утро появления куклы-варежки, мистер Лейк, коммерческий директор местной электронной компании, был в Далласе на конференции. Так что дома остались только Лорейн и Типпи, за которой ровно в 8.10 приезжал школьный автобус, останавливаясь на углу. Мистер Лейк часто бывал в разъездах, а потому его отсутствие в то утро не было чем-то из ряда вон выходящим. Напротив, мать и дочь даже любили, когда выдавались такие спокойные дни, – мирно сидели в кухне за столом и завтракали. По радио, что стояло на подоконнике, передавали веселую, бодрую музыку, за окном возле кормушки порхали синички. Можно даже сказать, Лорейн Лейк всегда с нетерпением ждала этих дней. Но теперь, разволновавшись после странной выходки дочери, она чувствовала себя преданной.

«Типпи сделала это нарочно, – подумала она. – Преднамеренно. Потому что я одна. При отце она никогда бы не позволила себе ничего подобного».

Стоя над раковиной, она смотрела в окно невидящим взором. Лейки жили на окраине города, где летом листва деревьев превращалась в сплошную зеленую стену, нависая над головой плотным облаком; зимой же и ранней весной, когда почки на них еще не успевали набухнуть, неба было хоть отбавляй, оно нависало над тобой, давило. И еще оно почему-то всегда казалось одинаковым – непрозрачным, скучно-белым, устланным слоями кучевых облаков.

Лорейн Лейк продолжала смотреть в окно, и постепенно в фокусе ее зрения проступил тонкий, как иголка, красный столбик термометра, висевшего за окном: 41 градус по Фаренгейту. Тоже ничем не примечательный факт. И она принялась торопливо готовить завтрак. Горячую овсянку с изюмом и нарезанным кружочками бананом для Типпи, тосты и черный кофе для себя. Ритуал – и в нем она находила особое удовольствие. «Я – мать, – думала Лорейн Лейк. – Никакая я не «миссус»!» Она была зрелой сорокадвухлетней женщиной и вовсе не принадлежала к разряду домохозяек, считавших, что могли бы вести совсем другую жизнь – более интересную, загадочную и возвышенную. Жизнь без ребенка и мужа, «настоящую» жизнь, где она не была бы прикована к этой сияющей чистотой кухне, к этому кирпичному оштукатуренному домику в колониальном стиле на окраине города, в тихом тупике. И если этим апрельским утром Лорейн Лейк и вспоминала волнующие моменты прежней, незамужней жизни, то без всяких сантиментов или чувства непоправимой утраты.

Я делаю все это, потому что я мать.

Я мать, и потому делаю все это.

Она вспомнила, что всю прошлую неделю Типпи просидела дома, большую часть времени торчала наверху, у себя в комнате. Тихая девочка. Скромный и застенчивый ребенок. Очень хорошая девочка, особенно если посмотреть со стороны. Выглядит младше своих одиннадцати, и еще ей явно недостает живости, искорки, воли к действию и сопротивлению. «Я БЫВАЛА ЗДЕСЬ И ПРЕЖДЕ, МИССУС, ДА! И БУДУ ПРИХОДИТЬ, КОГДА ЗАХОЧУ!» Друзей в школе у Типпи было немного, во всяком случае, она редко о них говорила. Нет, была одна девочка по имени Соня, тоже шестиклассница, жившая по соседству, иногда она приглашала Типпи к себе… Правда, в последнее время почему-то перестала, а сама Типпи ни разу не спрашивала разрешения пригласить Соню. Тревожный признак. «Не хочу, чтобы моя дочь пребывала в забвении, – подумала Лорейн Лейк. – Не хочу, чтобы она была несчастлива».

И она вспомнила, как еще совсем малышкой Типпи бесконечно болтала сама с собой, иногда казалось, она даже предпочитает обществу любящих, заботливых родителей полное уединение. Слава Богу, теперь этот этап в ее жизни позади! Да и позже девочка любила разговаривать сама с собой, но только когда оставалась одна – в детской или в ванной комнате. В конечном счете ничего особенного в том нет. Только сейчас Лорейн Лейк с тревогой и неудовольствием вспомнила, что всю прошлую неделю в доме звучал тихий гнусавый голос. Ей казалось, это радио или телевизор… а однажды она говорила по телефону и услышала его в отдалении, но не придала этому никакого значения. Теперь же все поняла, и ее даже слегка затошнило от мысли, что голос принадлежал кукле-варежке, что Типпи упражнялась в чревовещании.

Как ее ребенок, сидя дома, смог этому научиться? И так быстро?

Может, это врожденный дар?…

И вот Типпи возникла в дверях кухни – личико вымыто, мягкие рыжевато-каштановые волосы тщательно расчесаны. Двигалась она как-то напряженно, точно ее мучила боль. Лениво и без особого аппетита ела овсянку, выпила стакан фруктового сока. «Наверное, ждет, чтобы ее похвалили за эту безобразную куклу, – подумала Лорейн Лейк. – Что ж, от меня не дождется». Уже почти восемь. В кухне повисла напряженная тишина – не считая бодрой музыки по радио и веселого чириканья синичек за окном. И вот наконец Лорейн не выдержала и улыбнулась:

– Эта твоя кукла… очень здорово придумано, Типпи! И голос… Где ты только этому научилась?

Типпи, казалось, не слышала, медленно возила ложкой в овсянке, жевала и глотала с явным отвращением. Она была сладкоежкой, и часто переедала, даже за завтраком, но сегодня утром рот у нее был словно на замке.

– А я и не догадывалась, что ты там мастеришь, – весело заметила Лорейн. – Это секрет, да? Для школы?

Типпи пожала плечами. Молочно-голубая оправа съезжала на кончик носа, и Лорейн с трудом подавила порыв вернуть очки на должное место.

Типпи пробормотала что-то невнятное. Кукла – это «глупость». Не получилась, «как надо».

Подобно всем остальным девочкам в школе, Типпи носила джинсы, кроссовки и хлопковый вязаный свитер поверх блузки. Свитер на Типпи сидел мешковато и походил на платье для беременной. Одежда такого покроя помогает скрыть полноту, но с Типпи это был не тот случай. Простоватое лунообразное лицо показалось Лорейн воплощением упрямства и замкнутости, и еще она уловила в его выражении нечто новое – явный намек на протест. Тогда она улыбнулась широко и весело и спросила:

– Но ведь это какое-то задание, да? И ты берешь куклу в школу?

Типпи вздохнула, продолжая размешивать кашу, затем нехотя подняла на мать блеклые упрямые глаза.

– Нет, мам. Никакое это не задание. И я не собираюсь брать ее в эту старую вонючую школу, не беспокойся.

– Да я не беспокоюсь, – поспешила возразить Лорейн. – Просто я… – она хотела сказать «озабочена», но передумала, – просто мне… любопытно.