Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл Страница 11

— Там совсем другой случай, Анна, — отвечаю я. — Не мне ее винить за то, как она отреагировала, увидев Шандонне перед моим домом: мы с ним лежим в снегу, меньше чем в десяти футах друг от друга. Она же прекрасно знала о том, что здесь случилось, какая участь постигла Ким Льонг и Диану Брэй. Ясно было, зачем он притащился к моему дому. Что бы ты чувствовала на месте Люси?

— Понятия не имею.

— Вот именно. Думаю, такое никто себе представить не в силах, пока это фактически не произойдет. Знаю только, что если бы я подъехала к дому и увидела во дворе Люси, которую он пытался бы убить, то... — Умолкаю, анализирую — мысль еще сырая.

— Ты бы его убила. — Анна предполагает, как я могла бы поступить.

— Не исключено.

— Даже если бы он не представлял опасности? Ослепший и беспомощный, испытывающий страшные муки...

— Знаешь, со стороны не всегда легко понять, насколько человек беспомощен. Я тогда лежала в снегу, в темноте, напуганная до смерти, со сломанной рукой...

— Да. Но только ты прекрасно соображала, когда уговаривала Люси. — Моя собеседница встает и снимает черпак с подвешенной над головой металлической стойки для кастрюль и сковородок. До краев наливает в большие глиняные миски дымящегося ароматного супа. Ставит их на стол, предоставив мне время на обдумывание последней фразы.

— Тебе никогда не приходило в голову, что твоя жизнь похожа на очень сложный отчет о вскрытии? — вдруг заявляет Анна. — «В связи с тем-то, вопреки тому-то, в результате того-то». — Она взмахивает руками, точно дирижирует своим собственным оркестром акцентов и ударений. — И то, что происходит с тобой сейчас, вызвано такими-то обстоятельствами, вытекающими из таких-то событий, а первопричина одна: пережитая когда-то потеря. Смерть отца.

Экстренно роюсь в памяти, припоминая, что же я успела рассказать подруге из своего прошлого.

— Ты стала такой потому, что когда-то, в очень нежном возрасте, смерть преподала тебе урок, — продолжает она. — Долгая и медленная кончина отца поглотила большую часть твоего детства.

У нас овощной суп с курицей, чувствуется лавровый лист и херес. Кажется, я не смогу съесть ни ложки. Анна надевает специальные рукавицы и вытаскивает из печки противень с дрожжевыми пышечками. Подает горячий хлеб на пирожковых тарелках, с маслом и медом.

— Такое чувство, что тебе кармически предназначено возвращаться к смерти снова и снова, — анализирует она. — Смертное ложе отца, место первоначальной потери. Будто каким-то образом ты способна все исправить, повернуть вспять. Только вот ты вместо этого повторяешь ту же ошибку. Я сталкиваюсь с этим каждый день. Древнейшая проблема человечества.

— Дело не в моем отце. — Я беру ложку. — Ни при чем тут мое детство, и, сказать по правде, меня сейчас меньше всего волнуют события столь отдаленного прошлого.

— В том-то и беда. Ты научилась не чувствовать. — Хозяйка дома выдвигает стул и усаживается. — Потому что это причиняет слишком много боли. — Такой горячий суп есть невозможно, Анна сидит и задумчиво помешивает его тяжелой серебряной ложкой с гравировкой. — В детстве над тобой постоянно нависала боязнь неизбежного, в доме витало ожидание горя. Тебя это тяготило, и ты закрылась.

— Временами приходится так поступать.

— От этого только вред. — Она качает головой.

— А иначе не выжить, — не соглашаюсь я.

— Ты прячешься в песок, закрываешь глаза на проблему. Человек, отрицающий прошлое, обречен повторять его снова и снова. И ты тому живое доказательство. После той, первой утраты ты переживаешь одну потерю за другой. По иронии судьбы ты даже выбрала связанную со смертью профессию; доктор, который говорит с мертвыми, прислуживает у смертного одра. Развод с Тони. Смерть Майка. В прошлом году убили Бентона. Теперь Люси попала в перестрелку, и ты ее чуть не потеряла. И вот, наконец, ты сама. В твой дом пришел этот ужасный человек, и мы едва тебя не лишились. Потери, сплошные потери.

Гибель Бентона до сих пор причиняет мне невыносимые мучения. Боюсь, эта рана так никогда и не заживет до конца и постоянно придется избегать эха пустых комнат в доме моей души и отчаяния в сердце. Я в который раз негодую, вспоминая, как полицейские не задумываясь трогали вещи, принадлежавшие Бентону, топали грязными башмаками по тончайшему коврику в столовой, который возлюбленный подарил мне как-то на Рождество. Им невдомек. Им безразлично.

— В таких случаях, — поясняет Анна, — если болезнь не остановить, она набирает обороты и затягивает тебя, будто в черную дыру.

Я отвечаю, что моя жизнь — вовсе не черная дыра. Спорить, что у меня не тот случай, даже не пытаюсь. Не знаю, какой надо страдать непрошибаемой тупостью, чтобы этого не заметить. Впрочем, в одном я непоколебима.

— Меня злит, что ты думаешь, будто я сама его к себе зазвала, — говорю подруге, имея в виду Шандонне (вряд ли когда-нибудь смогу назвать этого человека по имени). — Будто я каким-то образом сама напросилась, чтобы ко мне прокрался убийца. Если я, конечно, правильно тебя поняла.

— Вот и меня то же самое интересует. — Намазывает булку маслом. — Я именно об этом тебя и спрашиваю, Кей, — угрюмо повторяет она.

— Ради всего святого, Анна, как ты можешь думать, будто я намеренно навлекала на себя собственную смерть?

— Просто не ты первая, не ты последняя. Все делается неосознанно.

— Осознанно — неосознанно... я не того поля ягода, — заявляю с полной уверенностью.

— Достаточно только подумать, и механизм запущен. Ты. Потом Люси. Она чуть не превратилась в то, против чего сама же борется. Осторожнее выбирай врага, ибо мы превращаемся во врагов своих. — Анна походя цитирует Ницше.

— Я не хотела, чтобы ко мне пришел убийца, — решительно повторяю я. Я по-прежнему избегаю произносить имя вслух, дабы не облекать его владельца некой властью надо мной. Не хочу признавать его существование.

— Откуда он знает твой адрес? — продолжает расспросы Анна.

— Мой дом то и дело показывают по телевизору, к сожалению, — предполагаю я. — Не знаю, где он его раздобыл.

— Да? Пошел в библиотеку и прочел твой адрес. Это безобразное создание, столь сильно изуродованное природой, что редко выползает на свет среди бела дня. Эта врожденная аномалия с собачьей мордой, у которой свободного места на теле не найдешь — все волосами поросло, длинным зародышевым пушком безо всякого пигмента. Он наведался в публичную библиотеку? — Анна умолкает, чтобы я прочувствовала всю абсурдность сказанного.

— Не знаю, как он выяснил, — повторяю я. — Маньяк прятался где-то неподалеку. — Я все больше расстраиваюсь. — Не переноси вину на меня. Почему я для всех крайняя?

— Мы творцы своей судьбы. Мы же и ее разрушители. Все просто, Кей.

— Невероятно, что ты вообще допускаешь, будто я могла желать его визита. Уж я-то... — Перед глазами вспыхнул образ Ким Льонг. Помню, как под моими пальцами в латексных перчатках хрустели размозженные кости ее лица. Помню одуряющий приторный запах спекшейся крови в душной застойной подсобке, куда Шандонне оттащил умирающую, чтобы удовлетворить свою безумную похоть, кусая, избивая и пачкаясь кровью. — И те несчастные тоже не навлекали на себя подобной участи.