Четверо сыновей доктора Марча - Брижит Обер Страница 11

Такое впечатление, что Дженни прячет в кармане фартука что-то тяжелое. Но что? Решила поиграть в Джеймса Бонда? Это револьвер? Базука? Нет, только не Дженни, моя обожаемая шлюха, которую я приберегу для себя до самого финала… Как-то раз я видел по телевизору, как убивают свинью: вспарывают ей брюхо по всей длине. Это было нечто!

Я замечаю, мой дневничок, что я отошел от своего первоначального намерения, которое состояло в том, чтобы написать о членах нашей семьи и о своих поступках, гнуснейших злодеяниях, как сказал бы прокурор, — и все из-за этого подлого шпиона, играющего с огнем…

Ты и в самом деле принимаешь меня за дурака?

Итак, как я и обещал, я буду рассказывать тебе о нас все больше и больше.

Младенец Бири плачет и мешает мне сосредоточиться. Это так раздражает! Я не люблю детей, и этого ребенка тоже.

Марк всегда носит очень элегантные и дорогие галстуки, он даже немного кокетлив. Кларк любит широкие спортивные куртки и бейсболки. Джек предпочитает классические свитера, любимые старые растянутые пуловеры и замшевые ботинки. Мои братишки. Я вдруг ужасно растрогался при мысли о нас, братики.

Мне плевать на Супермена и других супергероев с их дерьмовыми историями. Я — настоящий супергерой! Не в космосе, нет — здесь, на Земле. И жертвы у меня настоящие — маленькие шлюшки, при жизни мерзкие и опасные, как банда взбесившихся инопланетян. Я и мои братья — вот настоящие асы. Папа нас зовет, я сматываюсь. Чао, дорогой дневничок, чао, грязная шлюха!

Дневник Дженни

Прелестная вечеринка. Доктор Милиус — высокий красивый пожилой мужчина, очень достойного вида, не слишком занимательный собеседник, но тем не менее… Его жена — пухлая сияющая блондинка, очень довольная собой и тем, что вокруг нее такие славные мальчики и все такое, с целой тонной бриллиантов на груди — красивые цацки, да и грудь тоже что надо, судя по глазам моего хозяина, чуть не вылезающим из орбит. Одним словом, «мой дневничок», вечеринка чудесная. «Все хорошо, прекрасная маркиза».

Прежде всего, тюрбо имело большой успех. Затем я сделала несколько наблюдений: Кларк невероятно много пил, и я подумала о той ужасной жажде, о которой было написано в дневнике. Старк попросил вторую порцию жареной картошки — об этом пристрастии я тоже не забыла. Я прислуживала молча и незаметно — настоящая домовитая мышка. Они лопали вовсю — ам-ням, чавк-чавк — и одновременно: «Итак, дорогой коллега, что вы думаете о полихромной греческой живописи?» (Глоток бургундского.) «Что ж, дорогой коллега, я считаю, что ее переоценили. (Три картофелины исчезают одна за другой.) Но если говорить о наскальной живописи третьего тысячелетия до Рождества Христова в юго-западной части Абиссинии — вот это действительно интересно». Затем — писклявый голосок набитой дуры блондинки, которая во что бы то ни стало хотела принять участие в разговоре: «А где находятся коренные зубы?» — «Ах, дорогая, ты все о своем… Она хочет поставить себе коронки, но я не разрешаю — у нее пока и без того хорошие зубы. До чего хорош этот торт — сразу видно, что домашний. Просто потрясающе!» (Жует.)

Так-так, еще один быстрый похотливый взгляд нашего доктора на жену коллеги. Старуха сегодня выглядит не такой уж старой — подкрасилась, приоделась. В конце концов, она неплохая женщина, изысканная, я бы даже сказала, утонченная. Четыре монстра — в костюмах, очень элегантные… Подумать только, кто-то из них до сих пор мочится в постель!

Внешне все четверо держались весьма непринужденно. Ни по одному из них нельзя было сказать, что он что-то скрывает. Блондинка пыталась заговорить об «этой бедняжке Карен», но хозяин возразил, что не хотел бы обсуждать эту тему за столом, в присутствии детей (каких еще детей?).

Нужно перечитать все записи с самого начала… Может быть, сделать ксерокопию? Вообще-то вести дневник — дело нелегкое, потому что есть столько вещей, о которых надо рассказать, помимо тех, что происходят в действительности или приходят в голову… А поскольку я пишу медленнее, чем думаю, то по ходу дела о многом забываю.

Прочитала новую брошюрку, из которой ничего не поняла. Так странно читать книжечки и ждать, пока тебя убьют… Скорей бы уж что-нибудь случилось!

Дневник убийцы

Ночь. Я сижу в своей комнате и пишу. Ручка шуршит по бумаге, гладкой глянцевой бумаге цвета топленого молока. Все спят. Я не сплю. Я бодрствую.

Прислушиваюсь, как они дышат во сне.