Мистер убийца - Дин Кунц Страница 11

Поднимаясь по лестнице, он вытаскивает из большой кобуры, висящей на плече под курткой, пистолет "Хеклер-Кох". В его нестандартном магазине восемнадцать патронов.

Глушитель находится в небольшом кармане кобуры. Киллер вытаскивает его и спокойно прикрепляет к дулу пистолета. Он гарантирует от восьми до двенадцати относительно тихих выстрелов и, к сожалению, износится раньше, чем киллер успеет разрядить всю обойму, не разбудив при этом остальных домочадцев и соседей.

Восьми выстрелов будет более чем достаточно.

Дом очень большой, и все десять комнат второго этажа выходят в холл, но ему не приходится разыскивать свои жертвы. Он знает план второго этажа так же хорошо, как и план всего города.

В темных очках все имеет зеленоватый оттенок, а белые предметы излучают какой-то таинственный внутренний свет. Он чувствует себя отважным героем какого-нибудь научно-популярного фильма, проникающим в другое измерение или на другую планету, которая идентична нашей, но отличается немногими, но очень важными моментами.

Киллер открывает дверь в большую спальню и входит. Подходит к огромной кровати с витиеватой головной спинкой в георгианском стиле.

Под блестящим зеленоватым одеялом лежат два человека, мужчина и женщина лет сорока. Муж лежит на спине и храпит. По его лицу нетрудно догадаться, что он первоочередная мишень. Женщина лежит на своей половине, уткнувшись лицом в подушку. Киллер делает заключение, что она вторая по значимости жертва.

Он подставляет дуло своего пистолета к горлу мужа. Прикосновение холодной стали будит мужчину, и он таращит на киллера широко раскрытые от изумления глаза.

Киллер спускает курок. Прострелив мужчине горло, он поднимает пистолет дулом вверх и делает два выстрела в упор в лицо мужчине. Звук выстрела напоминает слабое шипение кобры.

Он подходит к кровати с другой стороны, ступая бесшумно по плюшевому ковру.

Две пули, выпущенные в левый открытый висок жены, завершают работу. Она уже никогда не проснется.

Он какое-то время стоит у кровати, наслаждаясь ни с чем не сравнимой трогательностью момента. Быть рядом с кем-то в момент смерти – значит проникнуть в одну из самых сокровеннейших тайн, которую когда-либо суждено познать человеку. Ведь обычно к смертному одру человека допускают только близких родственников и любимых друзей. Только они присутствуют при том, как умирающий испускает последнее дыхание. Вот почему киллеру удается подняться над серостью и убогостью своего существования только в момент совершения убийства. Ведь в этом случае он удостаивается чести постичь самую великую из всех существующих тайн – тайну смерти, которая важнее и значительнее тайны рождения. В эти бесценные незабываемые минуты, когда души его жертв покидают этот мир, он устанавливает с ними такие отношения, которые моментально перечеркивают его отчуждение и дают ему возможность почувствовать себя вовлеченным в общее дело, нужным, любимым.

И хотя он незнаком со своими жертвами, в данном случае он не знает даже их имен, сопереживание бывает таким мучительным, что он плачет. Сегодня ночью, однако, он полностью контролирует свои эмоции. Не желая так быстро разрывать установившуюся между ними связь, он нежно гладит левую щеку женщины, не запачканную кровью и все еще теплую. Обогнув кровать, он подходит к мертвому мужчине и потихоньку сжимает его плечо, как бы говоря: "Прощай, старина, прощай".

Ему интересно, кем они были и почему должны были умереть.

Прощайте!

Он спускается вниз, меряя шагами таинственный зеленый дом с зелеными тенями и сверкающими зелеными предметами. В коридоре он останавливается, отворачивает глушитель и прячет все в кобуру.

Он осторожно снимает очки. Без темных линз, он с некой таинственной планеты, где ненадолго сроднился с другими человеческими существами, попадает в наш мир, в котором старается быть своим, но так и остается одиноким чужаком.

Покидая дом, киллер не запирает, а просто закрывает за собой дверь. Он не стирает отпечатки своих пальцев с медных ручек. Его не беспокоят такие мелочи.

В галерее свистит холодный ветер.

Ветер гонит по дороге сухие шелестящие листья.

Деревья-стражи, похоже, заснули на своем посту. Киллер уверен, что никто не следит за ним из этих пустых черных окон домов, тянущихся вдоль улицы. Замолкло даже вопросительное уханье совы.

Все еще под впечатлением своих переживаний, он теперь уже не напевает свою мелодию.

Он едет в мотель, ощущая на себе всю тяжесть гнетущей его изоляции. Он чувствует себя изолированным от всех. Парией. Степным волком.

В своем номере он снимает с плеча кобуру и кладет ее на столик рядом с кроватью. Пистолет все еще лежит в кожаном кармане кобуры. Какое-то время он смотрит на оружие.

В ванной комнате он достает из несессера ножницы, садится на крышку унитаза и кропотливо уничтожает две фальшивые кредитные карточки, которыми он пользовался, находясь на задании. Утром он покинет Канзас-Сити, уже под другим именем, а по дороге в аэропорт на расстояние в несколько миль раскидает кусочки этих карточек.

Он возвращается к прикроватному столику.

Смотрит на пистолет.

Закончив работу, он должен был уничтожить оружие, разобрав его на множество мелких кусочков. Он также должен был разбросать эти кусочки на большое расстояние. Скажем, ствол бросить в водосток, половину рамы – в ручей, другую половину – еще куда-нибудь, пока от пистолета ничего не останется. Это была обычная процедура, поэтому он недоумевал, почему же он проигнорировал ее на этот раз.

Он чувствует за собой небольшой грешок за то, что отошел от обычной процедуры, но не думает выйти из мотеля для того, чтобы уничтожить оружие. Более того, кроме чувства вины, в нем зреют бунтарские настроения.

Он раздевается и ложится в постель. Выключает настольную лампу и лежит, рассматривая тени на потолке.

Спать ему не хочется. Его ум не знает покоя, а мысли перескакивают с одного предмета на другой с такой быстротой, что его гиперактивное ментальное состояние Моментально переходит в физическое волнение. Он начинает метаться, хвататься за простыни, поправлять одеяла, подушки.

А по шоссе без отдыха мчатся тяжелые рейсовые грузовики. Пение шин, ворчание моторов, шум брызг из-под колес сливаются в один монотонный звук, который обычно успокаивает. Он часто засыпал под эту музыку большой дороги.

Сегодня вечером, однако, с ним происходит что-то странное. По непонятным ему причинам этот знакомый звук напоминает не колыбельную, а песню сирен. И он ничего не может с этим поделать.

Он встает и подходит к окну, не включая свет. Перед ним открывается заросший склон холма с простирающимся над ним монолитом неба.

Он смотрит на транспорт, идущий на запад.

Обычно эта картина навевала на него грусть, но сейчас дорожная кантата манит его своими загадочными обещаниями. Он не понимает их, но чувствует, что ему придется подчиниться этому зову и пуститься в путь.