Ведьмин вяз - Тана Френч Страница 10

Что-то меня разбудило. Я даже не сразу понял, что именно, но ясно помню звук, негромкий треск, однако не уверен, слышал его во сне (высокий чернокожий парень с дредами и доской для серфинга, смеясь, отказывался сказать мне что-то, что мне нужно было знать) или наяву. В спальне было темно, сквозь занавески пробивался слабый свет уличных фонарей. Я лежал тихо, не до конца выбравшись из паутины сна, и прислушивался.

Сперва я ничего не услышал. Потом кто-то с тихим стуком не то открыл, не то закрыл ящик в гостиной, по другую сторону стены.

Сначала я подумал, что это кто-то из парней, Дек пробрался ко мне, чтобы отомстить за шутки про пересадку волос, как-то раз в колледже мы с Шоном прижались голыми задницами к окну его спальни и разбудили его, но у Дека нет ключей, запасные только у моих родителей, может, нежданно-негаданно решили ко мне нагрянуть, однако они потерпели бы до утра, а может, Мелисса так сильно по мне соскучилась? – нет, она не любит ночью ходить в одиночку по улице, и все это время какая-то животная часть меня знала правду; я рывком сел в кровати, сердце отстукивало мрачный нарастающий ритм.

Короткий шепоток за стеной. В щели под дверью спальни скользнул тусклый луч фонарика.

На тумбочке у кровати стоял подсвечник, который Мелисса несколько месяцев назад принесла из своего магазина, изящная штуковина, похожая на черные кованые ограды у старых дублинских домов, – элегантные бутоны ирисов тянутся к витому основанию, посередине заостренный стерженек, на который крепится свеча (оплывший восковой огарок, вечер в постели с вином и Ниной Симон). Как поднялся с кровати, не помню, но я стоял на ногах, крепко сжимал обеими руками подсвечник, ощущая его тяжесть, и медленно, на ощупь пробирался к двери спальни. Я чувствовал себя идиотом, ведь явно ничего страшного не произошло, только перепугаю бедняжку Мелиссу, или Дек всю жизнь будет мне припоминать…

Дверь в гостиную была приоткрыта, в темноте блуждал дрожащий луч фонарика. Я распахнул дверь ударом подсвечника, шлепнул ладонью по выключателю, и комнату залил яркий свет, так что я даже на миг зажмурился, ослепленный.

Моя гостиная, на журнальном столике оставшаяся с утра чашка из-под кофе, на полу под выдвинутыми ящиками валяются бумаги, двое мужчин в спортивных костюмах, вороты курток натянуты до носа, бейсболки надвинуты на лоб, оба застыли на полужесте, уставясь на меня. Один, тот, что стоял лицом к распахнутой стеклянной двери в сад, сгорбился неуклюже над моим ноутбуком, второй тянулся к настенному креплению за телевизором, в руке он держал фонарь. Оба выглядели вопиюще-неуместно, карикатурно, нелепо, точно аляповатый коллаж в фотошопе.

Когда первое изумление прошло, я завопил: “Пошли вон!” От возмущения меня подбросило, как на ракетном топливе, никогда я еще не чувствовал ничего подобного, подумать только, с какой откровенно-беспечной наглостью эти два подонка ворвались ко мне в дом! Вон! Пошли отсюда! Вон!

Затем я осознал, что они вовсе не собираются убегать, и понеслось: не помню, кто первый двинулся с места, но вдруг чувак с фонариком бросился на меня, а я на него. Кажется, мне удалось крепко врезать ему по башке подсвечником, хотя бы разок, я налетел на него, мы оба потеряли равновесие и вцепились друг в друга, чтобы не упасть. От него воняло немытым телом и почему-то молоком – я до сих пор, учуяв этот душок где-нибудь в магазине, с трудом сдерживаю рвотный позыв, даже не успевая сообразить, отчего меня вдруг затошнило. Он оказался сильнее, чем я думал, жилистый, юркий, перехватил мою руку с подсвечником, так что размахнуться я не мог и остервенело тыкал его подсвечником в живот, но удары получались слабые, не хватало места, чтобы дать ему как следует, слишком близко мы, пошатываясь, стояли друг к другу. Он ткнул пальцем мне в глаз, я вскрикнул, мне тут же вмазали в челюсть, перед глазами вспыхнули бело-голубые пятна света, и я упал.

Я плашмя рухнул на пол. Из носа и глаз текло, во рту собиралась кровь, я сплюнул, язык горел огнем. Кто-то крикнул мудила!, я привстал на локтях, оттолкнулся ногами, думаешь, ты такой умный, оперся рукой на диван, пытаясь встать, и…

Тут меня пнули в живот. Я тебя разорву, мне удалось откатиться, сотрясаясь от мучительных рвотных спазмов, но меня все равно били ногами, теперь уже в бок, методично и крепко. Меня терзала даже не боль, нет, а кое-что похуже – омерзительное, разрывающее чувство неправильности происходящего. Я задыхался. С чудовищной бесстрастной ясностью я понимал, что могу умереть, что если они не остановятся сию же минуту, то будет поздно, но никак не получалось отдышаться и сообщить им эту невыносимо важную вещь.

Я перевернулся на живот, попытался уползти, беспомощно цепляясь пальцами за пол. Меня пнули в задницу, и я уткнулся лицом в ковер – раз, другой, третий. Раздался пронзительный, возбужденный, ликующий смех.

Откуда-то донеслось:

кто-то еще…

Не, иначе они бы…

Проверь. Девушка…

Опять смех, этот смех, со свежей силой.

Ваще, чувак.

Я не помнил, здесь ли Мелисса. Охваченный новым страхом, я попытался оттолкнуться и встать, но не сумел, руки висели плетьми, кровь, сопли и ворс ковра мешали дышать. Удары прекратились, и я от облегчения окончательно лишился сил.

Кто-то скребется, пыхтит от натуги. Подсвечник закатился под перевернутый стул. Я уже не думал до него дотянуться, но при виде этого подсвечника деталь разрозненной мозаики в моем мозгу встала на место, спокойной ночи, спи крепко, Мелисса у себя дома, в безопасности, слава богу, – свет режет глаза. Что-то с грохотом летит на пол, опять и опять. Зеленый геометрический узор на занавесках вытянулся вверх под непривычным углом, тускнеет, становится ярче и снова тускнеет…

Ну всё

…что-нибудь…

…нахуй. Пошли

Погоди, чё он там?

Приближается темное пятно. Резкий удар по ребрам, я скорчился, зашелся кашлем, схватился за живот, глупо надеясь закрыться от следующего удара, но его не последовало. Вместо этого показалась рука в перчатке, обхватила подсвечник и, не успел я, борясь с головокружением, подумать, зачем он им понадобился, как последовал мощный беззвучный взрыв, у меня в глазах потемнело, и всё исчезло, всё.

Не знаю, сколько я провалялся без сознания. Всё, что было дальше, распадается на отдельные фрагменты, яркие и прозрачные, точно слайды, никак не связанные друг с другом, а между ними чернота и резкий щелчок, с которым один кадр меняют на другой.

Шершавый ковер у моего лица, боль во всем теле, боль немыслимая, невероятная, но почему-то мне кажется, что это неважно и вообще не имеет ко мне отношения, больше всего меня пугает то, что я ослеп, совершенно, я не…

щелк

пытаюсь подняться с пола, но руки дрожат, как у эпилептика, разъезжаются, утыкаюсь лицом в ковер

щелк