Любовники смерти - Джон Коннолли

Правда часто оказывается

страшным оружием агрессии.

Ради правды можно лгать и даже убивать.

Альфред Адлер (1870–1937)

Проблемы невроза

Я говорю себе, что это не расследование. В отношении других все должно быть расследовано, но не для меня и моей семьи. Я готов копаться в жизни чужих людей и выставлять напоказ их тайны и ложь – иногда ради денег, а иногда потому, что это единственный способ развеять старые призраки, – но я не хочу копаться и ворошить то, что я всегда считал личной жизнью моих родителей. Они умерли. И пусть спят спокойно.

Однако в повествовании, построенном на событиях их жизни, в сказке, рассказанной ими самими и продолженной другими, осталось без ответа слишком много вопросов, слишком много нестыковок. Я больше не могу позволить им оставаться невыясненными.

Мой отец Уильям Паркер, которого друзья звали Уилл, умер, когда мне было почти шестнадцать. Он служил копом в Девятом округе Нью-Йорка, в Нижнем Ист-Сайде. Его любила жена, он был ей верен, и у него был обожаемый и обожавший его сын. Отец предпочитал ходить в форме и не искал повышения, так как его вполне удовлетворяла служба на улицах в качестве обычного патрульного. У него не было секретов – по крайней мере, таких страшных, раскрытие которых могло бы серьезно повредить ему и его близким. Он жил обыкновенной жизнью в маленьком городке, или настолько обыкновенной, насколько это возможно, когда циклы твоего дня определяются перечнем обязанностей, убийствами, кражами, наркоманами и господством сильных и безжалостных над слабыми и беззащитными. Его упущения были незначительными, грешки – простительными.

Все вышесказанное – ложь, за исключением того, что он действительно любил своего сына, хотя сын иногда и забывал любить его в ответ. В конце концов, когда он умер, я был всего лишь подростком, а какой мальчишка в этом возрасте не бодается с отцом, стараясь продемонстрировать в доме свое превосходство над стариком, который уже не понимает природы постоянно изменяющегося вокруг мира? Так любил ли я его? Конечно, любил, но под конец я отказывался признать это перед ним, да и перед собой тоже.

А вот правда.

Мой отец умер не от естественных причин – он покончил с собой.

Он не продвигался по службе не потому, что сам не хотел, а таково было его наказание.

Жена не любила его, а если и любила, то совсем не так, как когда-то, потому что он изменил ей, и она не могла заставить себя простить ему эту измену.

Он вел не обыкновенную жизнь, и люди умирали, чтобы сберечь его тайны.

У него были страшные слабости, и грехи его были смертные.

Однажды ночью на пустыре неподалеку от того места, где мы жили в Перл-Ривер, мой отец убил двух безоружных подростков. Они были не намного старше меня. Сначала он убил паренька, а потом девушку. Он воспользовался своим личным кольтом тридцать восьмого калибра с двухдюймовым стволом, потому что в это время был в штатском. Парню пуля попала в лицо, девушке в грудь. Убедившись, что они мертвы, отец, словно в трансе, поехал обратно в Нью-Йорк, принял душ и переоделся в раздевалке в Девятом полицейском участке. Менее чем через двадцать четыре часа он застрелился.

Всю свою взрослую жизнь я не мог понять, зачем он все это сделал, но мне казалось, что ответа на этот вопрос все равно не найти, – а возможно, я лгал себе, потому что так мне было легче.

Но пришло время назвать вещи своими именами.

Это расследование обстоятельств смерти моего отца.