Без права на ошибку - Ли Чайлд

Они узнали о нем в июле и весь август были в бешенстве. В сентябре они попытались его убить, но, как оказалось, поторопились – просто не были готовы. Попытка не удалась. Она могла стать трагедией, но больше напоминала фарс. Потому что никто ничего не заметил.

Применяя свой традиционный метод, они просочились мимо охранников и расположились на высоте ста футов над местом, где он выступал. Они использовали оружие с глушителем и промахнулись на какой-то дюйм. Пуля, скорее всего, пролетела над его головой, а может быть, и скользнула по волосам, так как он тут же поднял руку, чтобы поправить прядь, словно встрепанную порывом ветра. Впоследствии, по телевизору, они раз за разом просматривали этот эпизод. Вот он поднимает руку и приглаживает волосы. И ничего более. Он продолжал речь, не обратив никакого внимания на произошедшее, так как пуля из оружия с глушителем слишком быстра и тиха, чтобы ее можно было увидеть или услышать. Итак, пуля, пролетев мимо, устремилась дальше, не задев никого из тех, кто стоял за его спиной. Ее не остановило ни одно препятствие, она не застряла ни в одной стенке. Пуля летела прямо, пока энергия выстрела не иссякла и, повинуясь законам тяготения, пуля упала на землю, на дальней, заросшей травой лужайке. Никакого ответа. Реакции не последовало. Никто ничего не заметил. Словно никто и не выпускал никакой пули. Второй попытки не последовало. Они были слишком потрясены случившимся.

Это был провал и чудо одновременно. И урок. Октябрь они провели, как свойственно профессионалам: успокаиваясь, анализируя, обдумывая, тренируясь и готовясь к новой попытке. На этот раз она должна стать успешной: тщательно спланированная, идеально выполненная акция, опирающаяся на безупречный замысел и усиленная жутким страхом. Сто́ящая, по настоящему творческая попытка. И, что самое главное, попытка, исключающая провал.

Затем наступил ноябрь, и правила игры полностью изменились.

* * *

Чашка Ричера опустела, но еще сохраняла тепло. Он поднял ее с блюдца и, чуть наклонив к себе, стал наблюдать за медленным перемещением коричневой жижи, напомнившей ему речной ил.

– Когда это должно быть исполнено? – поинтересовался он.

– По возможности быстрее, – отозвалась она.

Он кивнул и поднялся.

– Я свяжусь с вами через десять дней.

– Чтобы сообщить о своем решении?

Он отрицательно помотал головой:

– Рассказать, как все происходило.

– Ну, об этом я узнаю сама.

– Согласен. Тогда для того, чтобы сообщить вам, куда переслать мои деньги.

Она закрыла глаза и улыбнулась. Он продолжал мерить ее взглядом.

– А вы полагали, что я откажусь?

Она открыла глаза:

– Я думала, что вас будет непросто убедить.

Он пожал плечами:

– Джо ведь предупреждал, что в том, что касается такого вызова, я становлюсь настоящей пиявкой. Джо редко ошибался в своих оценках. Да и вообще ни в чем не ошибался.

– Теперь мне нечего добавить кроме благодарности.

Он не ответил и направился к выходу, но она поднялась следом и удержала его. Наступила неловкая пауза. Секунду они стояли лицом к лицу возле столика. Она протянула руку, он пожал ее, но задержал пальцы в своей ладони дольше, чем полагалось, и тогда женщина, потянувшись всем телом вперед, поцеловала его в щеку. Ее губы были мягкими, и их горячее прикосновение произвело на него действие крошечного электрического разряда.

– Одного рукопожатия слишком мало, – пояснила она. – Ты сделаешь это ради нас. – Она помедлила и добавила: – А ведь ты чуть было не стал моим родственником.

Он промолчал и, шаркая ногами, выбрался из-за стола, оглянувшись всего один раз. Затем он направился к лестнице, ведущей на улицу. Его ладонь все еще хранила запах ее духов. Зайдя в мотель, он оставил своим друзьям-музыкантам записку у администратора. Потом двинулся к шоссе: у него имелось целых десять дней для того, чтобы найти способ убить четвертого из наиболее охраняемых людей на планете.

* * *

Все началось восемью часами раньше и происходило так. Руководитель группы Эм-И Фролих явилась в понедельник утром на работу, за час до начала второго стратегического совещания, спустя тринадцать дней после выборов и семь дней с первого упоминания о политическом убийстве. Она уже приняла окончательное решение и отправилась на розыски своего непосредственного начальника. Фролих обнаружила его в секретарском закутке, вне кабинета. Он собирался куда-то уходить и явно торопился. Под мышкой у него была зажата папка, а на лице четко читалось: «Не подходи. Только не сейчас». Женщина глубоко вздохнула, и босс понял, что на этот раз серьезного разговора не избежать. И очень срочного. Очевидно, без протокола и с глазу на глаз. Он остановился, резко развернулся и снова направился в кабинет. Пропустив женщину вперед, босс прикрыл за собой дверь достаточно тихо, чтобы подчеркнуть конспиративный характер этой незапланированной беседы, но вместе с тем и твердо, чтобы дать понять, что испытывает раздражение по поводу вмешательства в его привычный распорядок. Дверь лишь щелкнула язычком, но для тех, кто занимал место в иерархии организации, это был безошибочный сигнал, обозначавший следующее: этот разговор должен окупить трату моего драгоценного времени.

Босс являлся ветераном с двадцатипятилетним стажем, вышедшим на последний круг перед отставкой. Ему было за пятьдесят, и он представлял собой последний отзвук уходящей эпохи. Все еще высокий, поджарый, спортивного телосложения, он, тем не менее, быстро седел и, по некоторым признакам, несколько размяк. Он носил фамилию Стивесант, и когда его спрашивали, как это пишется, он гордо отвечал: «Так же, как и последний губернатор Нового Амстердама». Позднее, пропитавшись духом времени, он стал говорить проще: «Так же, как сигареты». Каждый день он неизменно одевался в строгий костюм от «Брук Бразерс», но несмотря на это сохранял тактическую гибкость. Но самое главное заключалось в том, что он не ведал провалов. Никогда. Хотя проработал очень долго и постоянно сталкивался с трудностями. Тем не менее, невезение и неудачи обходили его стороной. Поэтому в организациях, где царила безжалостная статистика потерь, он имел репутацию парня, на которого можно работать.

– Ты заметно нервничаешь, – начал он.

– Совсем чуть-чуть, – ответила Фролих.

Кабинет босса был небольшим, тихим, с минимальным количеством мебели, и всегда опрятным. Ярко-белые крашеные стены освещались лампами дневного света. Белые матерчатые шторы единственного окна сейчас были наполовину задернуты от серой непогоды снаружи.