Bella Германия - Даниэль Шпек Страница 94

Он стоял, прижав голову к ржавому ограждению. Этот мужчина был моим отцом, и я легко могла разглядеть в нем того бесприютного парня – слишком похожего на меня, к моему ужасу.

Человек остается чужим, пока мы не узнаем его историю, – эти слова Винсента не шли у меня из головы. Я не могла только взять в толк, как Винченцо, имея такой опыт за спиной, мог меня бросить.

– Но почему он так с тобой обошелся?

Винченцо вздохнул и пожал плечами. Похоже, он до сих пор не изжил в себе ни того отчаяния, ни злобы.

– Он хочет примириться с тобой, – сказала я, не придумав ничего лучшего. Мне хотелось ему помочь.

– Поздно, – ответил Винченцо.

– Но лучше, чем никогда, – возразила я.

Мне хотелось его обнять, но я не могла. Странно демонстрировать почти материнские чувства к биологическому родителю. Кроме того, его презрительная усмешка ясно указывала на бессмысленность любых попыток примирения. Не знаю, кто из нас улыбнулся первым. Во всяком случае, в его иронической усмешке я узнала себя. Его лицо расслабилось.

– Когда вы с Джованни тогда позвонили мне, я повел себя как идиот. Конченый идиот. Просто не хотел впутывать Кармелу во все это.

– Почему? Она же знала о моем существовании.

– Ее это не касается. Ты – часть только моей жизни.

– Нет. Ты не прав.

Его удивила моя категоричность. Я сказала это без обиды, просто констатировала факт.

– Ты совсем как твоя мать, – заметил он. – Прямолинейная до безжалостности.

Я не стала его разуверять. Слишком жива была в теле взрослой женщины маленькая девочка, которой так хотелось к отцу на руки. Но я скорее умерла бы, чем позволила ему об этом узнать. И эту гордость я унаследовала от него, а не от Джульетты.

– Я писал твоей матери. Письма возвращались нераспечатанными.

От неожиданности я вздрогнула.

– Об этом она ничего не рассказывала.

– А ты спрашивала?

– Нет.

Некоторое время мы молча созерцали горный ландшафт. Потом он тихо сказал:

– Спасибо.

– За что?

– За то, что приехала.

Я прильнула к нему, робко, словно боялась спугнуть внезапную нежность. Он застыл, затаил дыхание – по-видимому, во власти сходного страха.

– Ну что, поехали?

Пока он, открыв капот, подливал масло, я позвонила Винсенту, точнее, его дочери. Ему немного лучше, сообщила она. Он очень нас ждет. Я сказала, что мы будем не позже чем через восемь часов, она поблагодарила. Совершенно искренне, хотя я чувствовала ее напряженность. Брата, с которым ей предстояло познакомиться, она не упомянула.

Винченцо протянул мне ключи:

– Когда-нибудь ездила на такой машине?

Меня тронула такая степень доверия.

– Нет.

– Давай за руль.

Я устроилась на водительском месте. «Машина времени», – подумала я, глядя на приборную панель.

– Какого она года?

– Семьдесят четвертого. Старше тебя.

Год, когда погибла Джульетта.

– Но ведь ты купил ее не тогда?

– Да, она отреставрированная. Будь внимательна, сцепление и тормоза не совсем ладят.

Я попробовала ногой педаль, решительно сняла туфли и передала Винченцо. Он принял молча, только усмехнулся. Я повернула ключ, пробуждая раритетного зверя к жизни. Потом нажала на газ. Я не привыкла иметь дело с такими мощностями. До сих пор бывала рада, если моя старая колымага вообще заводилась.

Я чувствовала нервозность Винченцо – крайне неудобно иметь столь беспокойного пассажира. Но он молчал, и на том спасибо. Потребовалось время, чтобы взять своенравную бестию под контроль, зато потом все пошло как по маслу. «Бестия» оказалась на редкость послушной. Винченцо включил радио. Полилась итальянская реклама – танцующее стаккато слов, что-то из области, которая совершенно меня не интересовала.

– Так что было дальше? – спросила я.

Рождество семьдесят четверого года. Вскоре он познакомился с моей матерью.

Винченцо молчал.

– Ты рассказывал ей, кто твой отец?

– У меня больше не было отца. Basta.

Он принялся крутить ручку радио – вероятно, из инстинктивной потребности что-то крутить, после того как передал руль мне.

– И знаешь, что самое смешное? – вдруг сказал он. – Что ты не появилась бы на свет, останься я тогда в доме Винсента.