Дилетантское прощание - Энн Тайлер Страница 9

В конце рабочего дня я убирал рукопись в стол, брал трость и, остановившись перед дверью, расправлял плечи, напуская на себя жизнерадостный вид, не отягощенный никакими воспоминаниями. Затем открывал дверь и выходил в приемную.

– На сегодня все, Аарон?

– Как там птички поживают?

– Поехали ко мне, вместе поужинаем.

Последняя реплика исходила от Нандины, у которой был свой кабинет (гораздо просторнее моего), однако всякий раз, как я уходил с работы, она оказывалась в приемной.

– Да нет, я, пожалуй, домой, – говорил я. – Но все равно спасибо.

Пегги на меня таращилась, комкая в руках кружевной платочек. От смущения весь в красных пятнах, Чарлз сидел, вперившись в компьютер. Айрин, развалившись в кресле и склонив голову набок, оценивала, насколько мне худо.

– Всем пока! – прощался я.

И, отворив тяжелую дубовую дверь, наконец-то выбирался на улицу.

На крыльце моего дома меня ждали съестные подношения. Я думаю, меж собой соседи установили нечто вроде очередности, но явно переоценили мой дневной рацион. Рядком стояли полуфабрикаты в фольге, готовые блюда в пенопластовых коробках и стеклянных жаропрочных кастрюльках (которые, черт бы их побрал, предстояло вымыть и вернуть), все снабженные именными ярлычками, чтоб я знал, кого благодарить. Думаем о тебе! Ашеры. И вот еще: В упаковке разогреть при темп. 350°, пока не потемнеет и не забурлит. Мими. Я отпирал входную дверь и транспортировал все дары в прихожую. Затем поочередно переносил их в кухню, всякий раз отставляя трость, если требовались обе руки, дабы не разлить что-нибудь жидкое. Все складывал на столешницу возле раковины, а затем пополнял список дарителей, уже приближавшийся к краю листа. Сью Борден – фаршированные яйца, Ян Миллер – что-то с карри. Вычеркнутые имена означали, что письменная благодарность уже принесена.

Не забыть прикупить почтовых марок. Последнее время их уходило много.

Зарегистрировав все блюда, я отправил их в мусорное ведро. Терпеть не могу выбрасывать еду, но иного выхода нет, поскольку холодильник забит под завязку. А посему долой куриный салат, долой запеканку, долой томаты в соусе песто. Можно сказать, с крыльца прямиком на помойку, минуя посредника в виде кухонного стола. Порой я рассеянно хватал куриную ножку или свиное ребрышко и грыз, не прекращая своей работы. Ополаскивая стеклянное блюдо для выпечки, мокрыми руками я отщипывал куски от чизкейка, примостившегося на краю раковины, и хотя я не восторге от чизкейков, этот заметно уменьшался в размерах. А потом я вдруг пресытился, заныли зубы, как от избытка сладкого, хоть я даже не присел к столу.

Я вытер блюдо и отнес его на крыльцо, сопроводив запиской «Мими». Спускались прозрачные зеленоватые сумерки, какие бывают на закате летнего дня, слышался ребячий гомон, из проезжавших машин доносились обрывки мелодий. Я вернулся в дом и запер дверь.

Настал черед корреспонденции, скопившейся на полу в прихожей и представлявшей угрозу жизни и здоровью всякий раз, как я через нее переступал. Я собрал всю почту и понес ее в кухню, которая теперь служила и гостиной. Планы по превращению в гостиную гостевой комнаты так и остались планами. Кухонный стол по совместительству исполнял обязанности письменного: на одном его краю рядком расположились чековая и адресная книжки, всякие канцелярские принадлежности. О, я прекрасно справлялся с рутинными делами. Счета оплачивал в день их поступления, не затягивая до крайнего срока. Каталоги и рекламные листовки тотчас отправлял в корзину для макулатуры. Вскрывал и внимательно прочитывал все письма с соболезнованиями, надеясь, что в них вдруг откроется какая-нибудь черточка Дороти. Вот, например, письмо ее коллеги: Доктор Росалес была врачом высочайшего уровня, ее будет очень не хватать нашему Рентгенологическому центру. Еще одно впечатление, очень мне приятное. Или вот письмо бывшей пациентки: Я ужасно опечалилась, когда в газете прочла о смерти вашей о вашей утрате докторе Росалес. После операции по удалению груди она меня очень поддерживала, отвечала на все мои вопросы и относилась ко мне как к нормальному к обычному уважительно. Наверное, женщина по ошибке отправила черновик, но это было даже лучше, потому что в нем сквозили искренние чувства. В моей жене она ценила те же качества, что и я: деловитость, отсутствие снисходительности. Вот такую Дороти я полюбил.

На каждое послание я отвечал сразу: