Счастливый Феликс: рассказы и повесть - Елена Катишонок Страница 9

Почему Алиска решила, что бусы самый лучший подарок для мамы, было очевидно – достаточно было посмотреть на них. Бусы и впрямь были неземной красоты: темно-бордовые, как мамина помада, граненые и тяжеленькие – продавщица дала подержать.

Красота стоила два восемьдесят – почти три рубля, серьезные деньги. Полученные на школьные завтраки рубль шестьдесят положили основу капитала. Кроме того, каждый день Алиске выдавали дома пятьдесят копеек на обед в столовой – мать не готовила. «У меня и без этого голова трещит», – говорила она. Каждый день Алиска собиралась обойтись без обеда, но после пятого урока живот урчал громким голосом, и ноги малодушно поворачивали к столовой. Она пристально бурила глазами меню, прикидывая, на чем сэкономить. Например, можно не брать второе, а заказать вместо него салат и полную порцию супа. Или вообще не брать суп, а только второе… плюс булочку с какао. Нет: не с какао, а с чаем. Или напиться чаю дома, купив по дороге в хлебном булочку. Люди в очереди сердились, обходили девочку в школьной форме, ворчали. Властно вмешивался собственный Алискин аппетит, не дождавшийся школьного завтрака и соблазняемый запахами еды, так что вскоре на столе перед ней появлялись тарелки с супом и котлетами рублеными, итого 46 копеек. Вот и вся экономия, уныло думала она, принимаясь за еду.

До Восьмого марта оставалось пять дней.

В прошлом году она ходила в эту столовую с подругой Людкой, только Людке мать выдавала на обед целый рубль. Людка заказывала сборную солянку, шницель натуральный вместо Алискиных рубленых котлет и целых два третьих блюда. Людка придвигала тарелку: «Хочешь? Возьми половину; и соус вкусный!», но та мотала головой. Что-то мешало согласиться. Наверное, то, что Людке непонятны были поиски средств на подарок – в этом Алиска убедилась год назад. «Я всегда прошу у матери, – говорила Людка. – Так и так, говорю, хочу купить тебе подарок». – «А она что?» – открыла рот Алиска. «А что она? – засмеялась Людка. – Лезет в кошелек и дает».

Больше никто из их пятого «А» в столовую не ходил, а недавно и Людка перестала – нашла другую столовую, с полезным названием «диетическая». Без подруги легче стало считать деньги.

Эксперимент с полной порцией супа провалился. Суп остывал быстрее, чем Алиска ела, и по краям тарелки скапливалось что-то оранжевое, как мастика на школьном полу. Без котлет рубленых ощущалась пустота не только на столе, но и в желудке; булочек в буфете не оказалось, и только мысль о сэкономленных двадцати восьми копейках помогла дотянуть до ужина.

– Что на ужин, Аллочка? – спросил отчим, хотя дураком надо быть, чтобы не почувствовать запаха сарделек, которые принесла мать. Алиска заранее сварила картошку и закутала в одеяло. Посреди стола в миске чуть не лопались бледные сардельки, растолстевшие в кипятке.

– Приятного всем аппетита, – напомнил отчим, когда Алиска подцепила вилкой вожделенную сардельку.

– Приятного аппетита, – запоздало буркнула девочка.

Отчим взял сардельку и приступил к высокохудожественной еде, отрезая небольшие кусочки под косым углом. У него на руках были выпуклые, бугрящиеся капустные вены. Медленно жуя, он рассказывал о каких-то трубах у себя на работе.

В этом отчиме Алиска сразу разочаровалась. Его длинно звали Эдуард Анатольевич, и сам он был какой-то медленный и подробный. То ли дело прошлый отчим – никакого тебе имени-отчества, просто дядя Аркадий, что само собой выговаривалось как «дядь-Аркадь», а он смеялся. Дядя Аркадий работал шофером на грузовике, иногда высаживал Алиску прямо у школы, хлопал дверцей и кричал: «Бывай!» Он был немножко смешной: маму называл «кисынька», носил один и тот же старый свитер под названием «фуфайка». Перед тем как закурить, дядя Аркадий долго мял папиросу, а потом цепко прикусывал ее золотым зубом. Он научил Алиску свистеть в четыре пальца, так в их классе даже мальчишки не умели, и часто давал ей деньги на мороженое и на кино. Мать сердилась: «Зачем балуешь?», и дядя Аркадий виновато оправдывался: «Кисынька, да ведь каникулы… В кино сходит, ну… не знаю».