Расколотое небо - Светлана Талан Страница 9

– А в кого он будет стрелять? – снова поинтересовался любопытный малец.

– Во врагов. В кого же еще?

Мальчишка на мгновение умолк, не совсем понимая, где же эти враги, в которых нужно стрелять.

– Вот если бы он дал мне пострелять! – вздохнул малыш.

– Так пойди попроси.

– Не даст! А если бы дал, то я выстрелил бы в деда Панька, за то что он меня крапивой отхлестал за те два яблока, которые я осенью украл прямо у него из-под носа! – сказал парнишка, опять вызвав смех.

– Замолчите! – прикрикнул кто-то из мужчин, и мальчишки побежали в конец зала и примостились на полу под стеной. В это время на сцену вышли несколько человек и сели за стол.

Кузьма Петрович встал, и шум понемногу утих. Щербак осмотрел присутствующих. Клубы сизого дыма окутывали притихших на скамьях людей. На него смотрели сотни крестьян – кто с интересом, кто насмешливо, кто с недоверием.

– Товарищи! – начал свою речь Кузьма Петрович. – Спасибо вам, что нашли время и приняли предложение прийти на собрание. Во-первых, позвольте представить, если еще кто-то не знает, оперуполномоченного от ГПУ, коммуниста, честного и уважаемого человека Лупикова Ивана Михайловича, – сказал он, и помещение взорвалось хохотом, потому что кто-то из мужиков сразу озвучил по-новому фамилию чекиста, прибавив «за» впереди слова. Иван Михайлович побагровел. Каждый раз к его фамилии цепляли спереди это «за», отчего она становилась до хохота смешной и обидной. Кузьма Петрович выдержал паузу, похлопал в ладоши. К нему присоединились аплодисменты из зала.

Иван Михайлович поднялся, кивнул головой, а Кузьма Петрович объявил первый пункт повестки дня – выборы нового председателя сельского совета. Кандидатура Максима Игнатьевича Жабьяка была поддержана единогласно, то ли потому, что была им предложена, то ли действительно все были согласны, то ли этот вопрос меньше всего всех интересовал. По второму вопросу Кузьма Петрович предоставил слово Ивану Михайловичу. Начал он речь с невыполнения крестьянами планов хлебозаготовок. Долго рассказывал, как важно для государства выполнение плана, потому что «страна на вас возлагает надежды и не допустит саботажа ни в какой форме».

– Вы же не враги государству, которое учит ваших детей в школах совершенно бесплатно? Дети пролетариата, дети рабочих на стройках, на заводах, в городе должны быть накормлены. Не за это ли мы проливали кровь на гражданской? – горячо сказал Иван Михайлович. Толстенький, низкорослый, с жидкими русыми волосами, он говорил запальчиво, даже раскраснелся, и на лбу его выступил пот.

– А наши дети пусть ходят голодные? – послышался мужской голос.

– И ваши должны быть сыты!

– Если выполнить план по налогам, то придется выковыривать мел из стен и кормить им детей, – заметила какая-то женщина.

– Уважаемая… – начал было Иван Михайлович, но женщина его перебила:

– Не уважаемая я тебе. Называй меня как хочешь, но своих детей голодными я не оставлю. Приди в хату, посмотри, как мы живем и есть ли из чего твой план выполнять.

Люди недовольно загудели, словно пчелы в улье.

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить, – продолжил Иван Михайлович, и голоса начали стихать. – Вы можете изменить свою жизнь к лучшему уже сегодня, сейчас, не ожидая, что кто-то накормит ваших детей. Меня направили в ваше село для построения новой, светлой и сытой жизни. И эта жизнь будет счастливой! Жили плохо, работали по найму, были батраками, а станете хозяевами на своей земле! В селе появится электричество, построим детский садик, и вам, женщинам, не придется оставлять детей одних дома, они будут накормлены и ухожены. Организуем общие кухни, где вы будете бесплатно питаться. Для этого вы все должны объединить свои земли и хозяйства в одно общее, то есть создать коллективное хозяйство, которое называется «колхоз». Вспомните, как в народе говорят: «Вместе и отца бить легче». Не так ли, товарищи? – Иван Михайлович обвел взглядом притихших людей. Некоторое время стояла мертвая тишина.

– У нас уже было общественное пользование землей, – нарушил тишину старый Пантелеймон. – И что из этого получилось? Скотина чуть не померзла, а урожая собрали с гулькин нос.

– А что вы хотели, чтобы десять человек подняли страну? И чем они должны были обрабатывать эту землю? Ни лошадей вдоволь, ни инвентаря – ничего у них не было. Вот на смену им и идут колхозы, где все будет общим, – взволнованно произнес Иван Михайлович.

– И молодицы общие? – усмехнулся дед. – Тогда я согласен, может, какую общую молодицу хоть за грудь подержу! – пошутил он, но засмеялись только девчата. Мужики сидели хмурые.

– Шутить будем, когда создадим колхозы, – заметил Иван Михайлович. – А теперь я хочу, чтобы вы поняли, какая счастливая жизнь вас ожидает в будущем. Лишь в коллективном общественном хозяйстве каждый из вас станет хозяином. Вступите добровольно в колхоз – весной получим трактора. Идет новая жизнь, на смену лошадям прибудет новая техника.

– А и правда, – опять заговорил Пантелеймон, – зачем мне лошадь, когда все равно сена не хватает, чтобы ее прокормить?

– Клепки у тебя не хватает, а не сена! – крикнула с места Одарка, молодая женщина в клетчатом платке. – У добрых хозяев всего вдоволь, а ты поменьше бы в стакан заглядывал, а больше бы на сенокосе работал!

– Да я…

– Тише! – Иван Михайлович постучал карандашом по графину. – Тихо! Успокойтесь! В колхозе все будут равны. Вам не придется трудиться с утра до ночи. Все будут работать одинаково и получать поровну.

– Тогда пусть Пантеха идет в ваш колхоз! – бросила Одарка, и зал взорвался смехом.

– И Секлету забирайте – она вам план даст! – прибавил кто-то из мужчин. Пантеха расплылся в широкой улыбке от такого внимания к себе. Он оскалил редкие желтые зубы и начал по-дурацки хихикать и подскакивать на месте. Старая Секлета лишь моргала, не понимая, в чем дело.

Иван Михайлович опять постучал по графину, призывая к вниманию. Пока он продолжал описывать светлое будущее в коллективном хозяйстве, Кузьма Петрович внимательно наблюдал за семейством Черножуковых. В последнем ряду на скамье сидели братья: Павел, Гордей и Федор. В один ряд – молчаливые, здоровые, крепкие, опрятные, красивые и гордые. До этого они не проронили ни одного слова, не встревали в разговоры. Не догадаешься, о чем они думают, мысли надежно скрыты за усами и густыми бородами. Рядом с ними сидел сын Павла Серафимовича Михаил. Иногда он хотел вступить в разговоры, но искоса бросал взгляд на отца и молчал. Рядом с ним – дочка Павла Серафимовича Ольга со своим мужем Иваном. Она сложила руки на груди и слушала выступления, прищурившись.

– Так что я надеюсь на вашу сознательность, товарищи! – горячо сказал Иван Михайлович. – Теперь прошу вопросы.

– То есть мы должны все свое нажитое добро отдать в коллективное хозяйство? – спросил мужчина с густыми черными бровями, мявший в руках шапку.

– Почему же все? Колхозникам оставят наделы земли, чтобы могли вести домашнее хозяйство. Но зачем дома держать трех лошадей и трех коров? Достаточно и одной коровы, чтобы напоить свеженьким молоком детей, а лошади будут в общем пользовании. Для них мы построим большие конюшни, для коров – коровники, совместными усилиями заготовим сено на корм. Вы будете работать и получать за свою работу хлеб, и не будет болеть голова о том, хватит сена до весны или нет.