Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов Страница 9

Шизофреничка. Параноик. Все!

Шандец.

Володька сказал, что это имеет отношение к моему здоровью, потому и доложил по начальству. («Проговорился».)

Но не имеет к политике. И на том спасибо.

Мой язык и все мое остальное суть собственность государства.

4 августа

Сегодня весь день дома одна. Володя утром в Отделе. Перечитала вчерашнее — за себя страшно. Что же со мной было вчера? С утра — на грани истерики. Только вечером разрядил. И то ненадолго.

Спать ложилась опять истеричкой.

А сегодня все по-другому. Солнечно. Радостно. Хочется петь. Хожу по квартире, как блаженная, — улыбаюсь. Босиком.

Уже трижды звонил, спрашивал: как?

— Володька, я тебя сильно-сильно люблю. (На третий сказала.)

Он ответил:

— Вот и хорошо.

И хорошо: пусть они знают (те, кто слушают).

………………………………………………………….

А сны дурные мне снятся редко (к слову сказать).

Больше — свежие, безмятежные.

Иногда дети снятся. Просто ребенок.

Мой. Один. Я знаю, что мой.

Но для них эта тема слишком болезненная.

Не надо дразнить гусей.

Молчу.

7 августа

Читала Юлиана Семенова ^[46] — от скуки.

Надо что-нибудь посерьезнее.

Про дельфийского оракула. Про Пифию. Про египетских жрецов и пр.

Очень любопытно про предсказания по внутренностям птиц, не помню, как называется ^[47].

15 августа

Я не знаю, чему его там учили по линии психологии, но он со мной делает все что хочет. Я целиком принадлежу ему. Целиком подчиняюсь ему. Я управляема им. Я его раба. Я хочу быть рабой. Рабыней. Я счастлива быть рабыней. Я счастлива и боюсь потерять ^[48].

26 августа

Кажется, поедем в Крым ^[49].

Крым — моя любовь.

Засиделась. Пора.

Намекнули, что побуду (для пользы дела) около Бр. Отчего ж не побыть: импозантный мужчина ^[50].

Крым — это здорово.

И тетку ^[51] тоже наконец навещу.

Володька рад, что я рада.

5 сентября

Принимала благодарность за Берлинскую стену ^[52].

Генерал расцеловал весьма неформально.

— А помните, как мы с вами начинали полтора года назад? ^[53]

Не помню. Я и тогда не помнила. Не понимала, чего от меня добиваются. Да им и не надо мое понимание.

Без понимания легче.

6 сентября

Я как та не умеющая читать машинистка — для переписи секретных документов.

Сама не знаю, что знаю. По-моему, ничего.

7 сентября

Крайне любопытное, невероятное и, если подумать, все же закономерное происшествие. Я уже отошла, успокоилась. Было над чем подумать.

Итак, по порядку.

Я поздно проснулась. Около одиннадцати. Разбудил телефон. Володька: он, по-видимому, сегодня задержится, его загружают делами. В начале второго еще звонок. Теперь генерал. Спрашивает, как мое настроение, не скучаю ли я и т. п. Просит через десять минут выйти на улицу, он будет на машине около нашего подъезда.

Выхожу. Стоит «Волга». Вижу: сидит сам за рулем. Глазам не верю. Сам! Не зная, что и подумать, сажусь в машину — приглашаемая. Мерси. Видите ли, он меня хочет свозить на Ленинские горы — показать Москву, словно я этой Москвы никогда не видела.

Ну, едем. На Ленинские. Разговариваем. О чем говорим? О погоде. А погода и верно — блеск! Бабье лето, тепло, солнышко сияет, генерал мой вдруг начинает мурлыкать: «Бабье лето, бабье лето…» — из репертуара Высоцкого. Я уже на него начинаю коситься: не подшофе ли? Что-то слишком возбужден как будто. Или что-нибудь, может, случилось…

Приезжаем. Остановились. Но из машины так и не вышли. Посмотреть на Москву…

Потому что товарищ генерал, как только остановил машину, взял и положил, недолго думая (хотя, может, и долго — не знаю), свою руку на мое колено. И сказал томным голосом:

— Леночка…

Я оцепенела от неожиданности.

Вряд ли я оцепенела поощряюще, но он не стал терять зря время и, воспользовавшись моим оцепенением, сообщил своей ладони известного рода динамику.

Тут уже я пришла в себя и твердым движением отстранила его дерзкую руку.

— Евгений Евгеньевич! Как вам не совестно! И еще в рабочее время! — сказала я первое, что пришло мне в голову, и, конечно же, не самое уместное и не самое удачное.

Он тут же ухватился за «рабочее время», как за соломинку утопающий.

— Леночка, вы только скажите… я готов в любое время… я готов, как вы скажете…

— Немедленно отвезите меня домой!

Провинившаяся ладонь уже спряталась куда-то под мышку, сам он съежился, как подросток нашкодивший.

И тут я слышу примерно такую речь:

— А вам бы, Елена Викторовна, было бы приятнее… если бы я не по любви, не по влечению… а по долгу службы?.. приятнее, да?.. Ну а если я как раз при исполнении?.. что вы скажете?.. нет?.. То, что любите мужа, это мне даже очень известно… и вашей верностью я восторгаюсь… ну, а если, подумайте сами, если такие вопросы имеются… такой, понимаете, важности… что их надо не так, а вот так, по-особому… на самом высоком, понимаете, уровне… на вашем, понимаете, и на моем?.. Вы ответьте, Елена Викторовна, я вам не нравлюсь?