Правдивая история страны хламов. Сказка антиутопия - Виктор Голков Страница 9

В сундуке было спрятано мраморное ухо, которое, по мнению знатоков искусства, было высечено знаменитым скульптором древности. Однако, кому оно принадлежало, выяснить так и не удалось. Бессмертная проповедь готова была вылететь из широко разинутой пасти башмака, принадлежавшего некогда первому предвестнику справедливости Зазело Карузо – от него Болтан Самосуй вел свое духовное происхождение. А поверх всего лежала объемистая рукопись единственного трактата самого Болтана “Справедливость и пути достижения оной”.

– Кем бы мы все были без такого вот сундука? – частенько говаривал Болтан. – Как бы догадались, от кого происходим, что было до нас и кем были наши седые предки?” Говоря так, он с нежностью поглаживал бока сундука, подобно тому, как хозяин гладит своего верного пса. От частых поглаживаний поверхность сундука блестела, как отшлифованная.

Если вспомнить, какой кавардак царил в доме, то неудивительно, что блестящий, добротно сработанный сундук с первого же дня стал привлекать внимание Смока.

Однажды, вернувшись домой из очередной экспедиции, посвященной поискам правды, Болтан как оглушенный застыл на пороге. Его приемный сын, крестом сложив руки на груди, стоял на сундуке и правой ногой конвульсивно отбивал по его крышке сухую раскатистую дробь. Казалось, Смок к чему-то прислушивается, ибо на лице его лежала тень той особенной отчужденности, какая бывает свойственна хламам, слушающим симфоническую музыку. Черные очки Смока вдохновенно блестели, а губы шевелились, как если бы что-то великое, ища выхода, созревало в нем. И вдруг – вот оно! “Смирно! Кругом! В две шеренги становись!” – невыносимым для уха металлическим дискантом заверещал он.

Болтана от неожиданности передернуло, и руки его невольно вытянулись по, швам. Все его существо заполнилось неодолимым желанием выкрикнуть раболепное “Есть!” Краска залила его лицо, и борец за справедливость, как ошпаренный, выскочил из своего собственного дома.

* * *

В эту ночь Болтан Самосуй так и не вернулся домой. Как пьяный, бродил он по улицам местечка, залитым призрачным светом фонарей. В конце концов, обессиленный и опустошенный, он свалился на влажную с болотным запахом травянистую кочку. Как нарочно, Болтан угодил на то самое место, где совсем еще недавно он снимал тину с неподвижного маленького человечка в черных очках, которого он собирался сделать своим наследником, кому мог бы передать свой заветный сундук.

И привиделось Болтану Самосую, что несет он на руках своего приемного сына, несет назад к Пруду. По его щекам катятся слезы, но он не может остановиться, боится не успеть, ибо Смок растет прямо у него на руках и делается все тяжелее и тяжелее. А вот наконец и Пруд. Под прозрачной толщей неподвижной воды Болтан видит расплывчатые мясистые контуры огромной жабы, видит ее выпуклые глазищи, полыхающие красным огнем. А на ее спине сидит кто-то еще, сидит и яростно хлещет безобразную жабу металлическим предметом. “Да это же веник! – осеняет Болтана. – Дедушка!” Он пытается оторвать от себя вцепившегося в него Смока, но не может этого сделать. “Не бросай меня, папа”, – жалобно хрипит Смок и внезапно железные пальцы хватают его за горло. Черные очки спадают со Смокова лица, и Болтан видит вместо глаз узкие сверкающие прорези. Они вплотную приближаются к лицу Болтана, ослепляют его и все рассыпается на мириады яростных осколков…

Мелькнула и сгинула последняя искра ночного кошмара. В предрассветном полумраке матово поблескивает поверхность Пруда. Взмокший от пота, Болтан медленно возвращается к жизни. Он тяжело встает и, ощущая на горле болезненные следы ночной схватки, покачиваясь, ковыляет домой.

* * *

Еще издалека Болтан заметил около дома кучу неких, до боли знакомых ему вещей. Подойдя поближе, он узнал все то, что еще вчера составляло содержимое его жилья, а, точнее сказать, его существования. Коллекция банок с пестрыми наклейками, треснувшая люстра в темной стародавней оправе, фетровая шляпа – подарок давно умершей возлюбленной, несколько бутылок “Горькой полыни”, – и много чего еще было в беспорядке свалено под окном. С минуту Болтан недоуменно смотрел на вещи, создававшие в его жилище такую цветную и милую сердцу неразбериху. Затем, как бы через силу, подошел к двери и, возможно, впервые в жизни осторожно открыл ее рукой. Дом внезапно изменился до неузнаваемости. Между вычищенными до блеска половицами чернели широкие с неровными краями щели, откуда тянуло многолетней сыростью и холодом. Со стен были сорваны цветные литографии, и те места, где не было штукатурки, напоминали живое мясо, с которого содрали кожу. Серый потолок понуро нависал над головой. Сквозь стекла, тщательно заклеенные пожелтевшими газетами, процеживался жутковатый свет, из-за чего на всем проступал какой-то мертвенный оттенок. Из всех вещей Болтана уцелел только дедовский сундук да старый пружинный диван. Смок стоял спиной к нему и копался в сундуке. Занятый своей работой, он даже не услышал отцовских шагов. И тут, в пустом и нежилом доме, Болтан отчетливо увидел, как вырос его приемный сын. Могучие лопатки, подобно жерновам, двигались под лопнувшим на спине френчем, толстая шея обтесанным обрубком высовывалась из узкого для нее воротника; дюжие руки, напоминающие жабьи лапы, торчали из коротких рукавов.

– Что ты делаешь? – спросил Болтан.

Смок круто повернулся. В одной руке он держал остатки дедовского плаща, в другой – стальной веник. «Френч снова лопнул», – понуро пробормотал он. И тут Болтана прорвало.

– Кто тебе позволил копаться в моем сундуке?! – заорал он. – А ну, положи веник на место!

Несколько секунд Смок колебался, а затем неохотно опустил веник в сундук. По лицу Болтана катились холодные капли. Он подошел к сундуку и бессильно опустившись на него, с трудом обратился к Смоку:

– Чего стоишь? Садись. Завтракать будем. Прихватив миску с холодной кашей, верзила Смок плюхнулся к нему на колени. Болтан зачерпнул полную ложку и привычным движением поднес ее ко рту Смока. И вдруг содрогнулся: между двумя рядами белоснежных острых зубов одиноко блестела золотая коронка… Оловянная ложка с тоненьким звяканьем покатилась по полу.

* * *

Болтан приподнял голову: Смок тихо посапывал на полу около дивана. Черные очки пересекали его, как бы высеченное из камня, лицо. Стараясь не шуметь, Болтан слез с дивана и на цыпочках прокрался к сундуку. Обхватив его руками, и с трудом оторвав от пола, он двинулся к двери. В зарослях лопухов, растущих в ложбине подле дома, Болтан, шумно вздохнув, опустил сундук на траву. Затем с силой вонзил в землю ржавую лопату и яростно отковырнул первый комок.

Скоро он был уже на дне глубокой, как колодец, четырехугольной ямы. Задумчиво и устало прислонился он к прохладному вертикальному срезу. Несколько мелких камешков скатилось сверху, и внезапно вся песчаная стена с глухим шорохом съехала на Болтана, сбила его с ног и накрыла с головой. Каким-то невероятным усилием ему удалось освободить голову и руки, но тут тяжелый сундук, лязгая, сполз по склону и, как железный сапог, врезался ему под ребра, намертво прижав к земле. Словно ветром выдуло все мысли из Болтанового сознания, как если бы настежь распахнулись ставни, мешающие ему видеть.