Круиз для среднего класса - Михаил Щербаченко Страница 9

Иногда под настроение Алексей Антонович вынимает из книжного шкафа коробку, где лежат отслужившие свой век очки. Их много, десятка три, владелец хранит их и порой даже примеряет перед зеркалом. Вот и сейчас, вглядываясь в отражение, размышляет о том, что, если бы ни очки, его жизнь была бы совсем иной.

Близорукость пришла неведомо откуда, но точно не по наследству, – в роду все были зоркими соколами. Окулист выписал Леше очки еще в пятом классе, но мальчик упорно их не надевал, поскольку в те времена это было стыдно. Он пересел с предпоследней парты на первую, но и там постоянно щурился, пытаясь разглядеть, что написано на доске. Напрягая глаза, он ускорил и без того прогрессирующую их болезнь, родители силой потащили его к врачу, и на проверочной таблице он смог разглядеть одну только верхнюю строку с буквами «Ш» и «Б». Деваться было некуда, пришлось нацепить жуткие, страшные (а других для детей и не делали) окуляры с толстыми стеклами.

Он был единственным очкариком в классе, и его начали травить. Нужно было дать отпор. Драться Леша умел, после уроков усердно тренировался в секции бокса. Очки поставили крест на спортивной карьере, но этим не ограничились: репутация парня, с которым лучше не связываться, развалилась в считанные дни. Услышав: «Эй, очкастый!», он затевал драку, но предательские стекляшки слетали с носа, он сослепу колотил воздух, кругом смеялись, унижение было ужасным. Однажды сцепился с парнем, который вместе с ним занимался боксом и тоже метил в короли ринга, так тот залепил ему прямо по очкам, стекла разбились и едва не врезались в глаза. Леша понял, что попытки сохранить достоинство стали реально опасными.

И тогда в нем родился страх. Причем какой-то особенный, двойной: страх перед людьми и обстоятельствами и страх показать другим свой страх.

Комплексы породили неувязки с девочками. Те немногие, кому нравился Леша, совершенно не нравились ему, а к тем, кто нравился ему, он боялся подкатить.

Впервые поцеловался на выпускном вечере, измазав стекла очков о грим, маскирующий девичьи прыщики.

Он надеялся, что студенческая жизнь изменит его планиду, но и тут не сложилось. Правда, на третьем году учебы чуть не женился. Однокурсница была из себя никакая, но обладала двумя достоинствами: явно намекала Алексею, что готова, и к тому же – это было гораздо важнее – ее папа служил в правительстве на привлекательной должности. Целый год наш герой мучился сомнениями, пока перспективная пассия не была перехвачена бойким приятелем, резонно объяснившим: «Старик, пока ты дозреешь, мы этого ценного кадра вообще лишимся». Свадьбу сыграли с шиком, Алексей был зван, однако не пошел, напился в одиночку, чередуя тосты: «Чтоб вам пусто было!», «Ни дна ни покрышки!» и «Горите вы ясным пламенем!».

В день защиты диплома он, наконец, лишился невинности. Событие произошло в антисанитарных условиях общежития, и от последующего отвращения ко всем женщинам на свете Алексея уберегло лишь то, что искусительница, толстая и невкусно пахнущая сокурсница, накачала его присланным родителями самогоном. Так что жертва надругательства ни черта не помнила, кроме самого факта.

Диплом дипломом, однако полученная специальность не вселяла надежд. Дело в том, что к окончанию школы Алексей не проявил каких-либо способностей, технические и гуманитарные предметы были ему равно безразличны. Боясь провалиться в престижный вуз и загреметь во солдаты (тут и очки могли не спасти, послали бы куда-нибудь портянки гладить), он подал документы на исторический факультет пединститута. Отец сказал, что истфак сгодится для последующего внедрения в комсомольские и партийные органы. Но кто, кроме Нострадамуса и Ванги, знал, что к моменту поступления Алексея в вуз начнется перестройка, а ко времени его окончания партия вместе с ее научным коммунизмом прикажет долго жить. «Кому теперь мозги полоскать будешь?» – смеялся школьный товарищ, предусмотрительно окончивший «керосинку», то бишь институт нефти и газа, и всей душой стремящийся к трубе.

Вот таким Алексей Антонович вышел на старт взрослой жизни: трусоватым, слабохарактерным, лишенным амбиций, непривлекательным для женщин и работодателей. А все очки. Не будь этих линз с диоптриями минус шесть, он добился бы успеха в спорте, стал бы по всем статьям крутым парнем, натренировав не только мышцы, но и мозговые извилины. Он поступил бы в МГИМО, в МГУ, в «плешку», куда угодно. Лучшие девушки из-за него царапали бы друг другу глаза. Он мощно зашагал бы по жизни и сейчас был бы уже очень высоко. Может быть, даже ТАМ! Да, именно ТАМ, почему нет?

…Он примеряет, соблюдая хронологический порядок, очки, вместе с которыми проживал жизнь. Кособокие с треснувшей оправой – студенчество. Тонкая дужка с прикрученными к ней стеклами; очки назывались «на винтах» – аспирантура, еле поступил. Массивные окуляры на пол-лица ценой в ползарплаты – московское представительство фонда Сороса, аналитический отдел. Вытянутая узкая оправа, самый писк тех лет – первый выезд в капстрану Что там еще? Его первые очки с диоптрическими солнцезащитными стеклами. Крупные «авиаторы» в позолоченном (не желтом, а именно позолоченном!) обрамлении. Незаметные на лице легчайшие стеклышки с тонкими титановыми дужками, гнущимися во все стороны. Черепаховая оправа в ретростиле. Каких линз тут только нет – фотохромные, так называемые «хамелеоны», тонированные, с антибликовым покрытием… За всеми этими оптическими приборами – целая карьера: рекламный бизнес, избирательные технологии, управленческий аппарат, предвыборный штаб, фонд политических инициатив, созданный под себя любимого.

Так что лукавит Алексей Антонович насчет очков, не хулить их надо, а протирать бархатной салфеткой. Вместе с боязливостью они подарили ему осторожность, вместе с комплексами привили расчетливость и изобретательность. Скрывая амбиции, он всегда нравился ревнивому начальству, и его без опасений продвигали. По мере набора высоты появились подобающие дамы, и теперь уже он проводил кастинг. Гуманитарное образование тоже пошло в дело – его политические трели, украшенные историческими аллюзиями, высоко ценятся на конференциях, дебатах и телевизионных ток-шоу. Очки все расставили по местам, и получилось неплохо, грех жаловаться.

Он легко мог бы восстановить стопроцентное зрение, сделав операцию в лучших глазных клиниках. Но Алексей Антонович не желает снимать оправу с носа. Даже в гробу он намерен лежать в очках, как знаменитый телеведущий Влад.