Сборник рассказов - Гурам Сванидзе Страница 9

Наркоманы в то время были большой редкостью. Тогда их называли морфинистами. Другого наркотика, кроме морфина, у нас просто не знали. Мне было лет пять, когда я увидел его впервые – очень худого молодого человека. У него была сильная дрожь в руках, голова дёргалась. Особенно запомнился сильно выдающийся кадык. Я с мамой сидел в трамвае, когда увидел его на остановке. Он громко, по-свойски общался с ватманом и кондуктором нашего вагона.

– Смотри, морфинист! – шепнул я маме. Она строго посмотрела на меня и сказала, что он – очень больной молодой человек.

Должно быть, парень страдал от последствий церебрального детского паралича.

Через некоторое время я увидел его на конечной остановке трамваев, на Колхозной площади. Он сидел в будке, видимо работал диспетчером. Все дела его – вписать в журнал время прибытия и отбытия трамвая. Когда мешкал кто-нибудь из ватманов, диспетчер выглядывал из будки и громко кричал, призывая водителя занять место и отправляться. При этом его приметный кадык вибрировал, а голова дёргалась.

…Бойкое место, снующие пассажиры, лязг трамвайных колёс, скрежет на вираже, когда какая-нибудь таратайка отправлялась на маршрут, и голос диспетчера запечатлелись в моей памяти. У будки всегда толпились водители и кондукторы. Этакая биржа. Народ был простой, и шутки у него были вульгарные. Мужчины задирали местных проституток, собиравшихся стайкой поблизости. Иногда эти биржи объединялись. Обычно диспетчер молчал и важно восседал на своём табурете.

К весёлой компании прибивался один инвалид, у него не было ног. Потерял их в детстве. Он являл собой скорбную особенность городов, где ходит трамвай. Этот тип был с характером. Он мог быть высокого роста. Однажды я проходил мимо и увидел, как он ударил правой рукой одну особу лёгкого поведения. Мужчина с усилием дотягивался до её лица и что-то говорил на армянском языке. Девица, сама неробкого десятка, сохраняла сдержанность и достоинство и почти не сопротивлялась. Она смотрела на него сверху и что-то ему выговаривала, пыталась урезонить.

– Если хочешь, спросим у Сандро, – сказала она на грузинском языке и показала глазами на диспетчера.

С некоторых пор я перестал пользоваться трамваем. Этот вид транспорта у нас упразднили. Рельсы закатали в асфальт. На работу я отправлялся через метро, потом купил авто – «Жигули». Во время перестроечного кризиса машину продал. Вырученные деньги положил в банк, который потом лопнул. Потерял и работу. Но потом опять трудоустроился. На новое место службы ездил с вокзала на пригородной электричке. Снова купил авто, на этот раз поддержанный «Мерс». Я уезжал из страны. Потом вернулся.

Жизнь шла своим чередом. На Колхозной площади бывал мало, разве что наведывался туда по делам. У меня была доля в двух забегаловках – заезжал туда на машине под поздний вечер за своим паем.

Недавно я пригласил в одну из забегаловок новых знакомых. Горячие хинкали, посыпанные черным перцем, мы запивали холодным немецким пивом. Стоял приятный вечер. Гости и я решили пройтись.

Мы проходили мимо того места, где находилась конечная остановка трамваев. Я начал рассказывать гостям о тбилисских трамваях. О том, как я шкодил – прыгал и запрыгивал на подножку вагонов. Это чтоб понравиться девчонкам. Они потом ябедничали моим родителям, после чего мне крепко доставалось.

– А вот здесь стояла будка диспетчера, – сказал я и картинно повернулся к тому месту, где она когда-то стояла, и осёкся…

Будки не было. Притулившись в углу на старой-престарой табуретке, восседал маленький старичок. Его руки и голова дёргались, кадык ходил вверх-вниз, когда старичок глотал слюну. Он сидел, углубившись в своё молчание. Как когда-то… диспетчер Сандро! На старом столике диспетчер разложил несколько коробок сигарет. Видимо, торговал ими.

Гости обратили внимание на мою оторопь. Я рассказал им:

– Лет 50 назад я по детскому недомыслию принял этого человека за наркомана. Мама меня поправила и сказала, что этот старик тяжело болен. Пардон! Тогда он был молодым человеком.