Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса - Александр Полюхов Страница 9

Хорошо помнил утреннее пробуждение в малолетстве: не открываешь, а прищуришь глаза, и мир в них начинает просачиваться, а не влезает грубо и зримо. В доме возня детей (из родившихся восьми выжило шесть), мать зовет завтракать, грузные шаги собирающегося на службу отца – инспектора народных училищ Симбирской губернии. Если долго валяешься, пристанет Александр – старший брат, просунет хваталы под одеяло и начнет щекотать.

– У тебя похавать нема? – хрипатый голос слева вернул в настоящее.

Веки встрепенулись и поднялись, преодолев сопротивление склеившихся ресниц. На койке рядом возлежал оплывший от жира южанин в трениках и «алкоголичке», взгляд его явно вопрошал, но о чем?

– В смысле пожрать? – автор переформулировал вопрос, видя недоумение соседа.

– Нет, гражданин хороший, сегодня паек еще не выдавали, – автоматически ответил Ильич, и его слюноотделение активизировалось при упоминании еды.

– Скоро завтрак принесут, – успокоил тощий и очкастый сосед справа, – на четверых и, кивнув, на пустующую кровать у двери, добавил, – Колька ночью ласты склеил, а кухня-то еще не в курсе. Хотя лично у меня аппетит вообще отсутствует.

– Отходняк, вот и крутит, – человек-холм заявил авторитетно и переключился на Ульянова. – Тебе как кличут, уважаемый?

– Владимир Ильич или Ленин, как предпочитают называть партийцы.

– Ну да, ну да, – тучный диагностировал психоз. – А меня зовут Мао Цзэдун. Я тут затихорился от следаков, чтобы обвинение не предъявили и не арестовали. Типа, мошенничество в особо крупном размере шьют, а моя фирмешка просто не смогла Сберу вернуть кредит, правда, серьезный. Банкиры обнаглели: сразу коллекторов подослали, заяву в прокуратуру накатали. Житья от них нет.

– Вы правы, гражданин хороший! Засилье финансового капитала – важнейшая черта империалистической стадии капитализма, – политэконом Ульянов сел на любимого конька. – Архиважно покончить с этой бандой, национализировать банковскую систему, передать в руки трудящихся.

– Во-во, – оживился оголодавший мошенник, – я попытался, а меня хотят на нары отправить!

– Тише! Кажись, харчовку везут, – владелец отсутствующего аппетита уловил звук колес кухонной тележки или запах столовских разносолов.

«На службу как на праздник» – дознаватель двигал по Маросейке в такт музыке, звучавшей в наушниках. «Рюмка водки на столе», – беззвучно подпевал и на душе росло предчувствие, что вечером холодная жидкость смочит горло, устремившись в глубины организма. Веком ранее тот старичок, которого вчера отпустил по доброте, сформулировал гениальное предчувствие: «Вчера рано, завтра поздно, сегодня». Уже с утра в кабинет должны были занести. Раньше заносили мебель или книгу, там бутылку кефира или чего покрепче, но в третьем тысячелетии чиновник ждал заноса единственной вещи – бабла. За то, что делал или не делал, за то, что случится или не случится. Порой за голубые глаза, то есть за «позитивное отношение» лично к заносящему. Ожидание прекрасного прекрасно само по себе, а что может быть прекраснее денег, особенно, если пачка пухлая а ля аккуратный кирпичик. А не грубый и расхристанный, как картонная папка с уголовным делом, которое толи будет нынче возбуждено, толи нет. «Зависит от того, состоится ли занос», – рассудил борец с преступностью и вновь перешел на подпевку. – «Слов и чисел простота у небесного моста».

– Сюда смотри, – рука резко дернула за плечо. – Хорош балдеть. Мы с Лубянки.

Дознаватель даже забыл спросить удостоверение у остановивших его двух серьезных мужчин среднего возраста и средней наружности. «Пипец! Прознали, суки, про взятку! – сперва охватила паника, потом отступила, уступив место надежде. – Тогда почему не повязали при получении, прямо в кабинете?»

– Что вы хотите?

– Ильича вчера опрашивал?

– Да, – напряжение резко спало, мышцы ануса вышли из тонуса.

– Подробно изложи, без купюр и отсебятины, – манера речи и поведение не оставляли сомнений в профессионализме, а скрытая угроза рассеяла даже их тень. – Или пройдем к тебе в ОВД для официальной беседы?