Московские истории - Нильс Хаген Страница 9

Он ушел. Я покачал в руке «клюв» и бросил, вбив топорик рядом с «когтем». Выдергивая топоры из бревна, я обратил внимание, что «коготь» он воткнул неправильно – обратной стороной, где у топорика имелся кривой шип. Это было непрофессионально, а скорее всего, вообще получилось случайно…

* * *

Арита медленно, но верно выбиралась из бушующих волн гормонального моря, которое, как мне казалось в какой-то момент, едва не поглотило ее. По мере того как ребенок развивался и рос, рос и животик моей хомо берменнус, а ее организм становился более стабильным. Исчезли резкие смены настроения, она все меньше плакала, кричала, да и вкусовые предпочтения перестали напоминать картинки из гастрономического калейдоскопа, где сочетания блюд выпадали в случайном порядке.

Как-то с горем пополам мы отходили на курсы к Людмиле Петровне, и эта страница нашей жизни тоже оказалась перевернута. Арита остыла к эзотерике, да и вообще перестала метаться от одного к другому, и теперь я все чаще заставал ее на диване, под пледом, с книжкой и яблоком. Это было нормально – если честно, раньше я вообще думал, что все женщины вот именно так и проводят беременность.

После планового ультразвукового обследования – русские называют его просто УЗИ, но мне это слово не нравится, уж больно напоминает название израильского пистолет-пулемета, – на котором нам показали какие-то серые пятна и полосы на экране, она совсем успокоилась и только все время рассматривала распечатанный на гладкой бумаге снимок и восторженно щебетала:

– Ни, смотри, какой он милый! Он похож на моего папу. И на тебя немножко.

Я честно пытался что-то разглядеть в этой мешанине пятен, но, как ни старался, снимок для меня в самом лучшем случае напоминал иллюстрацию к нашумевшей книге «Пятьдесят оттенков серого» – не более. Пришлось подыгрывать.

– Конечно, милая, нос прямо точь-в-точь как у твоего отца.

Это оказалось ошибкой – Арита обиженно засопела.

– Ты что, вообще ничего не видишь?! Нос у него как раз твой, вон какой… рубильник!

Задетый за живое, я попытался на самом деле понять, что же изображено на УЗИ-снимке. И, повертев его в руках, понял, какой орган приняла за нос моя милая женушка.

– Арита, это не нос. Это…

– Молчи! – закричала она, вырывая у меня бумажный квадратик. – В тебе говорит гендерное превосходство!

– Вообще-то я имел в виду ножку, – осторожно сказал я.

– Ты просто ничего не понимаешь, – отрезала Арита, убирая снимок в специальную папочку, где лежали все медицинские документы. – Кстати, у твоего друга Жени будет девочка. Я видела Жанну на стоянке, пока ты ходил за кофе.

– Да? Ну и как, у них все нормально?

– Конечно. Она прямо взахлеб рассказывала, как они теперь круто стали жить. Женя же ушел из той дурацкой компании жлобов, где его обирали, и сейчас все деньги идут только ему.

Судя по лексике, Арита почти дословно воспроизводила слова Жанны. А я вдруг вспомнил, что завтра третье, четверг, и у нас встреча в Женином гараже.

* * *

Я специально не стал перезванивать накануне, а просто взял сумку с топорами и поехал на Красную Пресню. В конце концов, если Женя не придет, побросаю топоры в свое удовольствие – в десятиметровом гараже это делать удобнее и безопаснее, чем в тесном кабинете. Но он пришел. Точнее, он ждал меня там, сидя на старых покрышках и прихлебывая из горлышка «Чивас». На нем была потертая джинсовая крутка, рваные кроссовки и какие-то странные коттоновые брюки дикой оранжевой расцветки. Трехдневная щетина, пустой взгляд, кривая ухмылка – Женя меньше всего походил на человека, у которого «теперь все круто».

Я бросил сумку в угол – топоры зазвенели, словно колокола, – и уселся на верстак.

– Будешь? – вяло спросил Женя, колыхнув бутылкой, в которой плескалось чуть меньше половины.

– Нет.

Повисла пауза. Если бы мне было пятнадцать лет, я бы, наверное, закричал: «Что случилось?! Рассказывай!» В двадцать пять, скорее всего, я бы выдал что-то циничное типа: «Что, брат, судьба повернулась к тебе задом?» Но мне сейчас уже хорошо за тридцать, и поэтому я просто молчал.

Молчал и он, морщась и крутя в руках бутылку.

А потом произнес:

– Суки. Пистолет из говна.

– Что? – не понял я.

– Пистолет из говна. Знаешь, это когда в детстве великовозрастные придурки на детской площадке палочками делают из собачьего говна пистолет, а потом зовут какого-нибудь ребенка лет шести и кричат: «Вон, смотри, какой пистолетик! Бери скорее, он твой!» И ты бежишь и радостно хватаешь, потому что веришь людям и считаешь, что тебе повезло. Хватаешь – а пистолет из говна. И они ржут…

Я опять промолчал. Все и так было ясно.

Женя поднялся, сделал длинный глоток, поставил бутылку на верстак, подошел к сумке, выбрал топор, все тот же «кошачий коготь», повернулся к бревну и бросил. Оружие полетело криво, плашмя ударилось о дерево и зазвенело по цементному полу.

– Черная полоса, – объявил Женя, покачиваясь. – Но она пройдет, вот увидишь! Надо только подождать. Эти уроды… Мне просто не повезло. Когда начинаешь… новый… новое… короче, когда стартуешь, первые метры дис… диц… дец… дециметры первые… они самые трудные. Нильс, вот ты данчанин.

– Датчанин, – поправил я.

– Вот ты данчанин… Из Дании, короче. Ты… – Он скривил рот. – Ты знаешь, что такое – начинать с нуля? С чистого листа, с новой рубашки… Блин, при чем тут рубашка? Новая! Где мой вискарь?

– Женя. – Я подошел к нему. – Ты немного нагрузился. Перебрал. Пойдем, я отвезу тебя домой.

– Домо-о-ой?! – Он поднял на меня совершенно мутные, невидящие глаза. – Какой нахрен домой! Нету! Нету у меня дома, понимаешь?! Ничего нету. Я теперь живу… здесь.

И он повалился на покрышки, попал локтем в дыру, сделал вид, что так и хотел, улегся в нелепой позе и засмеялся пьяным злым смехом.

– Я все равно… Ха-ха! Нильс, я все равно стану… царем горы! Помнишь, помнишь, как в детстве? У вас в Дании играли в царя горы?

– Наверное. – Я пожал плечами.

– Ни хрена ты не знаешь. – Он махнул рукой. – Дай закурить.

– Я не курю.

– Я тоже… не курил. А теперь вот…

– Погоди. – Я подошел к нему, присел на корточки рядом. – Давай поговорим нормально. Ты что, ушел из дому?

– Уше-е-ел?! – Он опять засмеялся. – Ха-ха! Евгений… Кравцов никогда никуда не уходил! Меня… Она… Она меня выгнала… Понимаешь?! Сказала: «Иди, работай. Вернешься, когда станешь…»

И тут он заплакал. Смех перешел в слезы, перешел как-то очень естественно, как это бывает у пьяных. Взрослый, большой мужик размазывал по лицу грязь и дергался всем телом.

– Меня-я-я-я… Выгнала-а-а-а… Су-у-уки…

Я понял, что не могу оставить его вот так – пьяного, в нестабильном психическом состоянии, как это называется, да еще и в гараже. Но не везти же его домой, черт побери! Там Арита, там… Нет, это невозможно. Но тогда куда?