Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз Страница 9

Он замялся, вздохнул и сказал очень тихо, словно шепот мог ослабить эффект:

– Вчера я видел папу перед отъездом в аэропорт.

Она не отреагировала.

Твоему отцу надо было стать писателем. Тогда бы воображение принесло ему успех. Вместо этого его фантазии совершенно истощили знаменитый и уважаемый Дом Л’Этуаль…

Одри горько рассмеялась. Эта интонация плохо вязалась с ее красотой: с прекрасными сияющими глазами и роскошными золотисто-коричневыми волосами, с нежно очерченными губами и высокими скулами.

В своих мавзолейных беседах, как стала называть их Жас, Одри никогда не называла мужа по имени, никогда не произносила «Луис» или «Луи», как было принято у французов. Она всегда говорила «твой отец», будто отдаляясь от него еще больше. Словно его присутствие на другой стороне могилы было недостаточным расстоянием.

От Одри Жас узнала, что когда люди ранят или разочаровывают тебя, надо как можно больше стереть из своей памяти. Просто выбросить. И она освоила этот метод. Она никогда не думала о том, что случилось с Гриффином Нортом. Никогда не пыталась представить, что он делает или кем он стал.

А разве не этим ты занимаешься теперь? – дразнила ее Одри. – В любом случае, – добавила она, – он был тебя недостоин.

Жас и Гриффин повстречались в колледже. Он был на два года старше ее. Когда она поступила в аспирантуру, то оказалась в трех часах езды от места, где Гриффин защищал диплом. Каждые выходные он приезжал повидаться с ней. Но Жас была плохим водителем, и мысль о том, чтобы остаться одной в машине, пугала ее. А если видения навестят ее в тот момент, когда она будет за рулем? Поэтому по выходным Жас ездила к нему на свидания на автобусе. И стараясь побыть с ним подольше, возвращалась домой последним автобусом – в воскресенье в семь вечера. Перед уходом она постоянно забывала поесть, а когда возвращалась в школу, то столовая была уже закрыта.

Однажды вечером, когда она садилась в автобус, Гриффин сунул ей бумажный пакет. Сев на свое место, она его раскрыла. В пакете был бутерброд, завернутый в вощеную бумагу и перевязанный белой лентой, которую она, должно быть, забыла у него. На ленте он написал: «Не хочу, чтобы ты голодала из-за меня».

Мама была не права. Гриффин был вполне ее достоин. Проблема состояла в том, что он сам так не думал, поэтому и ушел от нее.

Жас носила ленту в бумажнике, пока та совсем не истрепалась. Потом она спрятала ее в шкатулке для драгоценностей и хранила до сих пор.

Самоубийство матери стало для Жас первым уроком потерь. Гриффин, совсем молодой человек, разделявший ее страсть к мифологии, дышавший ароматом древних лесов и прикасавшийся к ней, словно к драгоценности, стал последним уроком.

Робби что-то сказал, но Жас не расслышала его.

– Прости, что ты сказал?

– Думаю, врачи ошибаются насчет того, как мало он помнит.

– Еще бы ты думал иначе. Ты же граф Tourjours Droit, – засмеялась Жас. Она придумала ему прозвище «Граф Всегда-Прав», и оно понравилось родителям и дедам. – Куда этим врачам с их образованием до тебя!

Теперь засмеялся Робби. Еще ребенком он менял правила и обычаи так, что всегда оставался прав. Иногда это веселило ее, иногда бесило, в зависимости от ситуации. Когда ему было восемь лет, а ей одиннадцать, Жас провела сложную церемонию в саду, отделявшем дом от парфюмерного магазина. С помощью зонтика посвятив брата в рыцари, она нарекла его этим именем.

– На этот раз папа тебя узнал?

– Он четко знает, что я тот, кто заботится о нем, – каждое слово было исполнено боли. – Но едва ли он понимает, что я его сын.

Жас не хотелось этого слышать. Образ отца, который представил ей Робби, будет преследовать ее много дней, просачиваясь сквозь стену, которую она воздвигла.

– Несмотря на все, что отец забыл, он по-прежнему помнит наизусть рецепты духов и напоминает мне про маленькие секреты, связанные со смешиванием различных ароматов, – продолжил брат. – Он разучился читать, но точно знает, сколько капель розового масла надо смешать с эссенцией ванили. И когда он говорит о своих рецептах, то всегда произносит: «Приготовь один флакон специально для Жас».

Робби широко улыбнулся. Доброта брата была его самым большим украшением. Но, несмотря на такое признание, его способность видеть хорошее в каждом раздражала Жас, когда речь заходила об отце. Тот был эгоистом, причинившим им всем немало боли.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Жас.

– Нам надо поговорить о нем.

Она покачала головой.

– Не теперь. Не здесь. Это выглядит неуважительно.

– По отношению к маме? – Робби казался растерянным.

– Да, по отношению к маме.

– Жас, ее тут нет. Она нас не слышит.

– Спасибо, что напомнил. Ну, если так, продолжай. Закончи то, что хотел рассказать про отца. Он не знает, кто ты такой, но помнит мое имя…

– Послушай, нам надо поговорить об этом.

Она сделала глубокий вдох.

– Ладно, прости. Рассказывай.

– Иногда у него такой напряженный взгляд, словно он пытается разом включить все клетки своего мозга, сосредоточившись на какой-то мысли. Иногда, в какие-то мгновения, ему это удается. Но когда ему это не удается, он переполнен отчаяньем. Жас, иногда он плачет, – последние слова Робби прошептал.

Жас молчала. Она не могла представить своего жесткого, требовательного отца плачущим.

– Сожалею, что ты это видел. Хотелось бы, чтобы это не было так трудно.

– Я говорю не о том, как было тяжело мне. Я о том, как трудно ему. Хочу, чтобы ты это поняла. Пожалуйста, навести его. В его памяти осталось только твое имя. Не мое, не Клэр. «Не забудь приготовить флакончик «Руж» для Жас», – сказал он мне, когда я уходил.

Робби улыбнулся нестерпимо грустно.

– На свете нет дороже подарка, чем прощение. Пожалуйста, навести его.

– Дорогой мой брат, когда это буддисты успели научить тебя проповедям? – произнесла она, рассмеявшись слишком громко и выдав себя, когда смех застрял у нее в горле.

Жас хотелось бы, чтобы в ее силах было сделать его счастливым. Она хотела, чтобы все, во что он верил, было реальностью, и все его надежды осуществились. Мечтала суметь простить отца.

Надеялась, что существовал легкий путь решения их финансового кризиса. Она хотела, чтобы действительно существовала книга старинных рецептов духов и мазей, использовавшихся в древнеегипетских ритуалах, чтобы она попала во Францию и оказалась спрятана где-то в их фамильном доме в Париже.

Но жить в грезах опасно. И в первую очередь требовалось обезопасить самого Робби. Он был последним ее родственником, оставшимся в живых.

Жас взглянула на ангела скорби.