Сайонара, Гангстеры - Гэнъитиро Такахаси Страница 9
Сайонара, Гангстеры - Гэнъитиро Такахаси читать онлайн бесплатно
Скажите, ребята, какая из них вам больше всего по душе?
Лично мне — Байрона, я бы выбрал ее.
А когда застрелили Муто Чанцзы, то, падая, он воскликнул:
«Сырье для крематория!»
— Это был чудесный секс, — сказала женщина мне.
Вот как я работал на знаменитом металлургическом комбинате.
Ушные затычки были там залогом жизни и успеха.
БамБамБаЭйпаря!мБамБамБАаа?Чётебее?ЯааХРУСЬХРуСЬХРуСЬХРУДайсюдаСЬХРЧтобтебяУСЬполотнодлягриндерааа!шпокшпокшпокдундундундунАась? Чётыхошь?шпокдунЗубило! ВЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖчёттедатьто???ШШШШШШшиииииууууууФьюИТЬЗ!у! Б!И!ЖЖЖЖЛ!О!О!ЗИНЬХРЯСЬбамДЗИНЬХРЯСЬбамВРРРХЧётенадо? РЯСЬДолото! Черт! Полотно! ЛЛЛЛИНЬЧертовшумнифиганеслышу! Чеготыхочешь? ИУУУЗЗЗУБББИЛЛЛООО!О!!ЯсказалЗУБИЛзипзапзипзап — ФТТ — ФТТ — ФТТ — ФТТчёте?фтт-фтт-фтт-фтт-Дятел! Козел! ШААРРПогодидоберусьдотебя!
Получить затычки на этом заводе значило обрести вожделенный оазис, земной прообраз рая.
Каждый год известный процент рабочих увольнялся по специальной статье, предусмотренной в трудовом договоре по найму. Пунктик гласил: «Компания может отклонить требование о денежной компенсации нанимаемому, если он вытащит затычки во время исполнения служебных обязанностей». Спасибо, затычки.
Самые храбрые при этом, позволяющие себе вынуть ушные тампоны и лицом излучающие восторг, потом бесследно исчезали без выходного пособия.
Я работал и писал стихи.
Женщина в лучшем случае одаряла их недовольной гримаской.
Мои стихи не имели ничего общего со стихами других знаменитых поэтов, но она все равно и слушать их не хотела.
— О, классно, здорово, просто великолепно! — тут же перебивала она.
В моих поэмах ни слова не было о какой-то там «Любви» или «Роке», ни разу не встречались «Алхимия» или «Миф». В них говорилось о неоновых лампах со стабилизаторами напряжения, о подаче цементной смеси и двойных полах, о «двадцатипятипроцентной доплате за сверхурочные», о «тридцатипроцентной доплате за ночные смены», о «воздушных компрессорах» и «железобетонных плитах марки Ф4O», о «коэффициенте сопротивления» и «четырехкратном усилении», а также о «отбракованных дворниках» и «стыковках».
Когда я приходил с работы домой, женщина спешила за мной в ванную и мыла мне голову.
Затем готовила мне ужин.
Потом варила для меня кофе.
После чего я мог, например, прочитать ей поэму о Праотце конвейерных линий, под названием «Владыка конвейера», жившего за дверью «Вход запрещен» в сокровенных глубинах знаменитого механосборочного комбината.
Я читал ей о глубочайшей тоске и меланхолии, в которой пребывал властитель: ибо король «линий» был столь стар и дряхл, что уже не понимал, что сам был когда-то конвейером, и считал себя потомком принца-изгнанника, рожденного в неосвященном браком противозаконном союзе Людовика XIV и элегантной супруги прусского посла.
Затем мы с женщиной отправлялись в постель и занимались любовью.
А потом еще и еще занимались тем же. Снова, снова, снова и снова мы с ней занимались любовью.
И снова, и снова, и снова, и снова, и снова.
Женщина родила.
Однажды я пришел с работы, и она вышла ко мне из своей комнаты с ребенком на руках.
— Откуда у тебя это? — спросил я.
— Я ее родила, — сказала женщина — Это твое дитя.
Я даже не заметил, когда она успела забеременеть.
На самом деле она и сама этого не знала.
— Вот это сюрприз! — воскликнул я.
— Действительно, она такая прелестная, НАША малышка, — подчеркнула женщина — Вот увидишь, она вырастет еще красивее меня.
Взглянув на мое лицо, дитя улыбнулось.
— Кирк, кирк, — прощебетало крохотное существо.
Я принял малышку из ее рук. Впервые держал я на руках ребенка, тем более собственного. Она была такой теплой и почти невесомой, от нее замечательно пахло, она продолжала ерзать и извиваться в моих руках.
— Привет, — сказал я крошке. — Я твой папаша Ничего, если назову тебя Тмин?
— Паааа, — вторила Тмин.
— Просто сказала, что ей нравится имя, — поделился я с женщиной.
— Ни в коем случае! Это же наша крошка «Зеленый Мизинчик». Правда, агу-агу? Тебя ведь так зовут, крошка Зеленый Мизинчик?
— Паааа, — откликнулась наша крошка «Зеленый Мизинчик».
Тминчик была нашим сокровищем.
Я писал о ней поэмы.
Теперь я писал о «пеленании каждые три часа» и «срыгивании после молока», и о «печеночном паштетике», о «бутылочках с разносторонними дырочками», о «постепенной смене запаха эскрементов на взрослый» и «трех вакцинах в одной», и «как понемногу детские черты проходят одинаковые циклы отвращения и сообразительности», а также «как убедиться, что температура воды в ванночке равна ста четырем градусам по Фаренгейту», о «детской присыпке „Сиккарола“» и «креме из персикового листа», о «первых двух зубках» и «скорости передвижения ребенка по полу, достигаемой с помощью вёсельного перебирания ручками». Я продолжал писать стихи, пока наконец наш ангелок с реактивнофекальными дюзами на твердо-жидком топливе не узревал, что не все в порядке, и не заводил вой, призывая папашу поторопиться сменить подгузник.
Теперь вместо Сэндберга и Лафорга я читал Пиаже и Саито Кихаку, вкупе с Крупской и Мичио Мацуда, а также Р. Д. Лэингом, Прудоном и Мото Хаджио.
И усвоил, что, если я хочу, чтобы из Тмин выросла замечательная молодая женщина, к шести годам ее необходимо научить как минимум трем вещам:
• Танцу
• Арифметике
• Скороговоркам
— Ладно, Тмин, теперь танец! — говорю я.
Она в детской пижамке, волосы разметались по плечам.
И скачет по дивану.
А я — диджей.
Тмин пляшет под блюз Линард Скинард «Вторник прошел».
— Эй, папуля, я — супер? — кричит Тмин, качаясь на своем трамплине.
— Еще бы! Ты супер-пупер!
Тминчик вертится в такт любой мелодии.
Изысканно извивается змейкой под «Как мило, что ты вернулся домой» австралийки Хелен Редди.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments