Идиоты. Пять сказок - Якоб Аржуни Страница 9

— Пауль, открой! Это я, Сергей!

Уже не стук, а грохот.

— Не дури! Я слышал, у тебя телик работает! И я не уйду, не поговорив с тобой!

Пауль затравленно оглядел комнату. Все убрано, все нормально. Вот только ящик пива у постели…

— Пауль!

Пауль на цыпочках отнес ящик в кухню. Там он тоже все осмотрел, и там тоже все было убрано. Может, даже слишком. Он вытащил несколько газет из аккуратной стопки в углу, не глядя развернул их и разбросал по кухонному столу. Потом включил радио и нашел станцию с веселой музыкой.

— Раз так, я вышибу дверь! Или вызову пожарных!

Он нашел что-то кубинское с румбой и гитарой. При этом поглядел на кухонные часы. Старые, с блошиного рынка. Он их уже несколько недель не заводил. А где его ручные часы? Все так же на цыпочках он прокрался в кабинет.

— Все, с меня хватит!

Сергей начал дубасить в дверь ногой, наверно, слышно было на весь дом. Пауль бросил взгляд на ручные часы, прошмыгнул назад, завел часы на кухне и повернул стрелки на половину девятого. Потом остановился и постарался сосредоточиться. Медленно, громко топая, пошел к двери.

— Перестань, я уже иду!

Стук прекратился. Пауль открыл дверь, приятель стоял, засунув руки в карманы, прислонившись к стене, и смотрел на него с холодным любопытством. Если он и почувствовал облегчение, то не показал этого.

Пауль расплылся в улыбке:

— Привет, Сергей. Что за штурм? Или это ты в Сербии научился так стучаться?

Последние три месяца Сергей снимал в Сербии документальный фильм. В ответ на шутку Пауля он даже не усмехнулся. Медленно отлепился от стены и сделал шаг по направлению к двери.

— Можно?

Пауль все еще пытался улыбаться, как и полагается при встрече с лучшим другом после трехмесячной разлуки, но под холодным взглядом Сергея ему это плохо удавалось.

— Ну конечно. Заходи. Что за дурацкий вопрос?

Надо ли обнять Сергея? Вообще-то они всегда обнимались, если не виделись больше недели. Но теперь… Это казалось почему-то неуместным.

Сергей вошел в квартиру, и Пауль закрыл дверь.

— Нормальный вопрос, если разговариваешь с человеком, о котором два месяца ничего не слышал, который не подходит к телефону и не отвечает на письма, а его подружка рассказывает, что он теперь записался в гении. — Сергей говорил, словно не ожидал ответа. Так и не вынув рук из карманов, он посмотрел в потолок. — Может, включишь свет?

— Ой, нет. К сожалению, лампочка перегорела. Но мы ведь не собираемся торчать в прихожей, правда?

Пауль старался, чтобы голос звучал весело. А сам ужасно злился, потому что лампочка перегорела всего два дня назад, а Сергей теперь наверняка подумает, что он так и живет неделями без света. Может, сказать ему? Что нормальнее: жить без света в прихожей или, увидев человека после трехмесячного отсутствия, первым делом заявить, что все это время, за исключением последних двух дней, жил со светом? А почему Сергей вообще об этом спросил? Раньше он ничего такого просто не заметил бы. Он что, хочет загнать его в угол? Потому что Пауль некоторое время не давал о себе знать? Сергею хорошо говорить: он документалист, ему не надо придумывать истории, писать диалоги, решать, кто будет играть. Нашел тему, поставил камеру, а остальное — на монтажном столе. Конечно, все не так уж просто, Пауль это знал, но…

— Может, мы и не собираемся торчать в прихожей, но стоим тут уже достаточно долго, — ответил Сергей.

Пауль взглянул на приятеля. Что означает этот ироничный тон? Он же только на секунду отвернулся к гардеробу, притворяясь, что ищет плечики для куртки Сергея.

— Ну что, пойдем куда-нибудь?

— Само собой, в кухню. Я просто смотрел, есть ли свободные плечики для твоей куртки.

— Плечики для моей куртки? — Сергей посмотрел на свою спортивную куртку с капюшоном. — Думаю, обойдется и так.

По радио в кухне в это время уже началась документальная передача про культ мертвых в Южной Америке. Пауль так торопливо начал искать другую станцию, что чуть было не уронил приемник с холодильника.

— О чем они там думают на радио! — Качая головой, он улыбнулся Сергею. — Только что была веселая музыка, а на секунду вышел, возвращаешься — а тут вон что.

— Н-да. — Сергей сел за стол и посмотрел на развернутые газеты.

Найдя джаз, Пауль прислонился к холодильнику и скрестил руки. Но тут же вспомнил, что скрещенные на груди руки означают оборону, опустил их, мгновение не знал, куда их деть, и, наконец, сунул в карманы брюк. Не глубоко, чтобы не выглядеть человеком, уверенным в себе.

— Я читал и, наверно, задремал, поэтому не сразу услышал, как ты стучишь.

Сергей — по его лицу ничего нельзя было понять — отложил газеты и взглянул на него:

— Ты ищешь работу?

— Что?

Сергей постучал пальцем по газете:

— Объявления: требуются руководители по продажам, директор по кадрам, бухгалтер. Твои новые профессии?

— Это… — Пауль открыл рот и быстро взглянул на кухонный стол. Какой-то фокус? Нет, на столе действительно лежали объявления о работе. С ума сойти! — … из-за сценария. У меня ведь фильм про безработных. Потом, конечно, придется сходить на биржу труда и поговорить там с людьми, но для начала…

— А как продвигается сценарий?

— Ну, как обычно: то лучше, то хуже. Но вот сегодня у меня был такой момент, мне показалось, что я ухватил зерно, метафору, которая будет пронизывать весь фильм. Понимаешь?

— И что это за метафора?

Пауль сложил губы трубочкой и посмотрел на пол перед собой, словно подыскивая слова. Нередко он точно так же реагировал на вопросы Бетти: как физик, которому приходится простыми словами объяснять профану теорию относительности.

— Так вот с ходу я этого объяснить не могу. Это пока скорее предчувствие. Теперь я чувствую, чего я хочу, но я еще этого не достиг, понимаешь?

— Не спрашивай все время: «Понимаешь?» Ты же ничего не рассказываешь.

— Это я просто так, я…

— Где твой сценарий?

Пауль оторопел, ему стало жарко.

— В кабинете.

— Можно взглянуть?

Еще три месяца тому назад каждый из них вряд ли заканчивал какой-либо текст, не показав и не обсудив его с приятелем по нескольку раз. Они показывали друг другу даже любовные письма. Тогда вопрос Сергея показался бы почти оскорблением.

Пауль выбрал наступательную оборону. Он посмотрел Сергею прямо в глаза, первый раз после того, как открыл ему дверь, и улыбнулся, словно прося прощения, словно отказывался пригласить его на вечеринку:

— Еще нет. Может, это и глупость, но я почему-то стал суеверным. Я хочу показать его, только когда он будет совсем готов. Соль всей истории в последней сцене, и, если она получится, получится и все остальное. Понимаешь? Я хочу сказать: это ясно или нет?