В поисках Алисы - Софи Бассиньяк Страница 9

Толстуха вышла в Лемане, унося с собой кроссворды и запах искусственной ванили. Оставшуюся часть поездки Алиса просидела, вытянув ноги, на опустевшей лавке. Перечитала отрывок из «Утраченных иллюзий», по которому ей предстояло написать за Ирис школьное сочинение. Затем его у нее сдует еще полкласса. «Не бойся, мам, — успокаивала дочь, — ребятам нравится». Неужели люди никогда не меняются, задумалась Алиса, и тут у нее зазвонил телефон.

— Это Шарль! — заорал в трубку Шарль.

— Не кричи, я тебя хорошо слышу, — сказала Алиса, ладошкой прикрывая рот.

— Папа прислал эсэмэску. Он сейчас приедет. Как ты там, мам?

Шарль обладал способностью впитывать, словно губка, настроение родителей. Грубо сказанное слово заставляло этого светловолосого мальчика, ее любимца, вжимать голову в плечи, а уж от настоящей ссоры он просто впадал в ступор.

— У меня все отлично, — ответила Алиса, отнюдь не желавшая посвящать весь фальшиво безразличный вагон в обстоятельства кончины своей матушки. — Как у тебя с математикой?

— Да там легкотня! А на каникулы нам не задали. — На протяжении следующих нескольких минут они старательно заговаривали друг другу зубы — искусство, в котором оба, и блистательная учительница, и одаренный ученик, достигли исключительного мастерства. Между собой они общались на особом языке, состоящем из недоговоренностей. Одинаково боялись темноты, скандалов и телячьих нежностей, предпочитая намеки и взгляды искоса. Когда другие смеялись, им хватало улыбки. Алиса нажала «отбой» и с горечью подумала, что да, люди все-таки меняются, и может наступить день, когда столкнешься с тем, во что едва не превратился, и ужаснешься сравнению.

На платформе, вдохнув прозрачного воздуха, пахнущего молоком, она поняла, что вернулась домой. Впрочем, усомнись она в этом, ее быстро привела бы в чувство сестрица — высокая блондинка в зеленом пальто, с растрепавшейся прической, наводившей на мысль о морском анемоне, стояла на другой стороне пути и отчаянно махала ей руками.

Алиса не вышла ростом, Клотильда — очень даже вышла. От отца ей достались хриплый голос и сухопарость, с годами обернувшаяся элегантностью, свойственной только очень худым людям. Алиса, вспоминая Клотильду, часто представляла себе Дон Кихота на костлявой кляче, и эта картина приводила ее в восторг.

Клотильда поколдовала над приборной доской своего старенького «альфа-ромео», пытаясь заставить работать барахлившую печку, с шумом включила коробку скоростей и лихо понеслась вон из города, еще более стремительная, чем всегда.

— Какие новости? — спросила промерзшая до костей Алиса.

— Тетя Фига приезжает завтра днем. Насчет Анри не знаю, no news. В музучилище сообщили, в завтрашнем «Курье де л’Уэст» будет некролог. Пока все.

— А сама-то она где? — спросила Алиса.

Клотильда посмотрела на сестру со странной улыбкой.

— В больничном траурном зале. — Она помолчала. — Никогда не думала, что смерть может быть такой.

Алису охватил страх. Сестра сидела сжав зубы, с пустым взглядом. Ее нога давила на педаль, но казалось, она сама не понимает, что ведет машину.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что смерть — это такой же ритуал, как свадьба или первое причастие. Только вдобавок ко всему вокруг тебя без конца крутятся какие-то мужики в черном с потными рожами, которые говорят тебе, что надо делать, как себя вести, в каком зале выставят твоего мертвеца, в котором часу состоятся похороны и атлас какого цвета лучше всего сочетается с цветом лица покойника. Его причешут, и нарядят, и назначат время, — Клотильда воздела очи к потолку, — для посещений. Последнее прощание, так это называется. Похороны под ключ. Кстати сказать, в каком-то смысле оно даже к лучшему. Меньше возни.

Она переключилась с четвертой скорости сразу на вторую — впереди загорелся красным светофор. Она вытворяла такое постоянно, и коробки передач летели у нее одна за другой, из-за чего в семье ее прозвали «разрушительницей», — она презирала установленные порядки, даже в том, что касалось автомобиля.

— Похороны послезавтра, в три часа, — снова заговорила она.

— А завтра что будем делать? — встревоженно поинтересовалась Алиса.

— Гостей принимать.

— Родня из Лаваля приезжает?

— Да. Но их хоть устраивать не придется. — Она бросила на сестру заговорщический взгляд. — У них автофургон!

Они дружно рассмеялись. Печать, скреплявшая сестер, никуда не девалась. Ее красный воск, ссохшийся за долгие годы детства, вынуждавшие их шпионить за отцом и принюхиваться к матери — пахнет вином или нет, — со временем стал только прочнее. Алиса прикрыла глаза. Она полностью доверяла Клотильде. Врежется в дерево — ну и пусть, вот и хорошо. Когда им было по двадцать лет, они вот так же возвращались вдвоем из ночного клуба. Клотильда садилась за руль семейной «Ами-8» оранжевого цвета — краска на лице растеклась, взгляд безумный, все стекла в машине опущены, а по заиндевевшему ветровому стеклу шебуршат дворники… Пьяных бог бережет, дурашливо хихикали они — нервозная дань почтения матери? — и действительно, каждое воскресенье только чудом не опрокидывались в темно-синюю Луару, с величавой медлительностью несшую свои смертоносные воды. Уже тогда Алиса взяла привычку прикрывать глаза. Смерть вдвоем — не смерть, считала она.

Ей захотелось рассказать сестре про незнакомца, но она прикусила язык. Жалко было портить этот краткий миг чистого счастья, спустившегося на них в красный «альфа-ромео», который лихо шел на обгон на каждом мосту, и казалось, еще чуть-чуть — полетит, как волшебная машина из читанной в детстве английской книжки, подаренной тетей Фигой. Как она называлась, Алиса успела забыть.

У Клотильды теперь был настоящий семейный дом. Старый дом, тот, в котором они выросли, расположенный за несколько улиц от нынешнего, продали фактически за бесценок, лишь бы избавиться от прошлого, главным образом от всезнающих соседей, неизменно любопытствующих, правда ли, что их мать теперь в «специальном заведении». Шагая мимо белого фасада, обе сестры старались смотреть в другую сторону или вдруг вспоминали о чем-то неимоверно важном, что необходимо обсудить сию же минуту. Им хватило одного беглого взгляда, чтобы обнаружить, что строение приросло новой остекленной террасой, а сарай, судя по всему, исчез — прежде его крыша виднелась с улицы Набережных. Бетонные цоколи возле входной двери тоже испарились, а на окнах Алисиной комнаты красовались нарисованные звезды. Наверняка теперь эта детская выглядит веселее, чем в ее время, впрочем, сделать это было проще простого. От знакомого дома в общем-то не осталось ничего. Вот и хорошо, хотя и грустно.

У Клотильды было два сына — два симпатичных подростка, здоровенных, под стать родителям, долговязых и по-юношески неуклюжих, вечно натыкавшихся на столы и стулья. Они встретили Алису на пороге и с приветливостью грумов забрали у нее дорожную сумку. На их прыщавых лицах играла легкая ухмылка — такую же Алиса привыкла видеть у дочери и ее приятелей. Они как будто подсмеивались над собой, сами удивляясь терпению, с каким делают совсем не то, что хочется. «Подростки мирятся с тем, что им за нас стыдно. Стыдно за дурной запах изо рта по утрам, за тряпки, которые мы носим годами. Они смотрят, как мы барахтаемся, пожизненно приговоренные к миру, который они мысленно уже переделали на свой вкус», — писала она в письме тете Фиге, всего лишь поинтересовавшейся, что Ирис и Шарль желали бы получить в подарок на Рождество.