Супермаркет - Сатоси Адзути Страница 9

Такако, которая вначале приняла всё за шутку, наконец уразумела, что Кодзима всерьёз говорит о переходе в «Исиэй-стор».

— Да ты что! Неужели правда?! — ахнула она и замолкла.

Кодзима будто воочию видел, как на красивом, обрамлённом элегантной причёской лице Такако мигают лампочки, когда она считывает и анализирует с шумом мчащийся информационный поток, пытаясь определить, какое это всё имеет отношение к ней лично и как повлияет на её жизнь.

Так было и в прошлый раз, три года спустя после их свадьбы, которой предшествовали сватовство и смотрины невесты.

Началось всё с того, что жена вытащила у него из стола пачку писем от Ёко Хиросэ, полученных как раз в тот период, когда они уже были помолвлены с Такако. Он, конечно, сам сплоховал. Надо было всё сжечь ещё тогда, когда переезжал из своего холостяцкого казённого жилья в новую квартиру, да вот не смог, что-то его удержало, — видно, в душе остался след от прошлого. Перетянул всю пачку резинкой, подложил к другим письмам и сунул в коробку, а коробку запихнул поглубже в правый нижний ящик стола.

Письма от Ёко были ответом на его собственные пылкие признания в любви. Он встретил её, когда уже был обручён с Такако, и влюбился без памяти, так что всерьёз подумывал, не разорвать ли помолвку и не жениться ли на Ёко. Что он нехотя и сообщил жене после обнаружения злополучных писем.

Такако, разумеется, была в бешенстве.

В конце концов, много передумав, он всё-таки решил отдать предпочтение Такако, но для неё-то было важно прежде всего то, что, строя из себя добропорядочного жениха, он одновременно крутил бурный роман с другой девушкой. К этому примешивалось и горькое чувство оттого, что в их браке, заключённом по сватовству, никогда не было настоящей любви.

На глазах мужа она била кулаками проклятые письма, мяла, рвала в клочки, потом снова складывала разорванные листки, читала и плакала навзрыд, продолжая честить Кодзиму, приговаривая, что бросила всё, оставила родные края и доверилась этому ужасному, жестокому человеку, что она жалеет о трёх потерянных годах…

Никаких объяснений и извинений Такако и слушать не хотела. Делать было нечего — оставалось только ждать, пока гнев жены уляжется сам собой. Кодзиме было даже интересно, что в натуре Такако обнаружились неведомые ранее страсти. Поставив себя на её место, он готов был согласиться, что это ужасная незаслуженная обида.

Может быть, именно тогда он пережил момент настоящей, наивысшей любви к жене.

Однако момент прошёл, и чувство быстро улетучилось.

На следующий день, ни словом не обмолвившись Кодзиме, Такако отправилась прямиком к его начальнику в банке и попросила её принять для серьёзного разговора. Как выяснилось, она пришла просить, чтобы Ёко Хиросэ, работавшую в том же отделе (она тогда ещё не вышла замуж), держали подальше от её мужа Рёсукэ Кодзимы. Ёко к тому времени уже была помолвлена и собиралась вскоре со службы уходить.

Начальник отдела Ооки сначала удивился неожиданному визиту, но минут пять спустя уже полностью овладел ситуацией. Он успокоил как мог Такако и, спровадив её домой, вызвал в комнату для переговоров Кодзиму. Рассказав о недавней посетительнице и её просьбе, шеф лукаво подмигнул и ухмыльнулся:

— Да, вам обоим, видать, несладко теперь.

Этим комментарием Ооки и ограничился.

Кодзиму дружеское расположение шефа тронуло до глубины души. Если бы на месте Ооки был какой-нибудь другой начальник, обыкновенный бюрократ, дело, скорее всего, кончилось бы серьёзной проработкой с вмешательством общественности.

Благодаря избранной шефом политике невмешательства Кодзима вышел сухим из воды и дело последствий не имело, но в сердце у него осталась незаживающая рана. Он понял, с кем имеет дело в лице Такако, получившей соответствующую выучку у своей мамаши. Конечно, прежде всего он сам маху дал, допустил неосторожность. Но ведь для служащего компании доверие сотрудников и начальства важнее всего на свете!

Своей слепой ревностью и злобой Такако только всё испортила, ещё больше усугубив ситуацию. Жалея жену и во многом сочувствуя ей, Кодзима всё равно не мог простить этого поступка, и в сердце его с тех пор затаилось глухое раздражение против Такако.

— А что будем делать с замужеством Каёко? — спросила Такако деланым, нарочито спокойным тоном, видимо сдерживая себя.

Каёко была их единственная пятилетняя дочь, которую Такако сейчас вела за руку по дорожке во внутреннем дворе большого жилого дома.

— В каком смысле? Да ничего…

— Ты что, не понимаешь? Одно дело, когда сватают дочку Рёсукэ Кодзимы, преуспевающего служащего крупнейшего банка «Сэйва», а другое — когда речь идёт о дочке какого-то управляющего паршивым заштатным супермаркетом. Не понимаешь, да?! Мы её никогда замуж не выдадим! Кто с ней захочет обручиться?! Только ты ничего понять не хочешь!

— Погоди, при чём тут это? Почему у Каёко помолвка расстроится, если я перейду в «Исиэй-стор»?

— Вот я и говорю, что ты ничего не понимаешь! У моего отца есть один богатый приятель, который скупил земли под Токио и построил там многоэтажный жилой дом. Только продать его, как собирался, так и не смог. А знаешь почему?

— Откуда же мне знать?

— Да потому, что там на первом этаже был оборудован супермаркет. Вот из-за этого супермаркета отличный жилой дом теперь не продаётся.

— Как так?

— Вот ты толкуешь о революции в снабжении и торговле, о развитии новых производственных возможностей, о том, что будущее торговли за супермаркетами, а люди вовсе так не думают и ничего такого не хотят! Как привыкли всё покупать у мясника, у рыбника, у галантерейщика, так ни за что и не желают отвыкать.

Это звучало нелогично. Конечно, можно было бы найти аргументы и поспорить с Такако по всем пунктам, но едва ли тем самым удалось бы решить их проблему.

Наверное, Каёко почувствовала, что между родителями повисло мрачное облако отчуждения. Она несколько раз поднимала головку, пытаясь заглянуть в лицо то папе, то маме.

— Ты с самой нашей женитьбы — да нет, ещё раньше, с того момента, как мы с тобой встретились, — никогда обо мне всерьёз не думал, обо мне не заботился. И сейчас, когда речь идёт о переходе на другую работу, ты всё решаешь сам, меня не спросясь! Конечно, куда уж нам, дурочкам, чай пить! [9]

— Да нет же, всё не так. Я о тебе и думаю, и забочусь. Мне представляется, что от моего перехода в «Исиэй-стор» никакого несчастья в твоей жизни не произойдёт. И жалованье у меня будет выше, чем теперь, и квартира лучше. Там мы сможем себе позволить жить не в двухкомнатной квартирке в доме барачного типа, а в новой современной квартире. Это мне Сэйдзиро обещал. Никакого неудобства тебе переезд не доставит.