Дорога соли - Джейн Джонсон Страница 9

Я заморгала и помотала головой.

— Что с тобой? Тебе плохо? — во все глаза уставившись на меня, спросила Ив.

— Что? Я…

Я сдвинула брови, снова посмотрела на фотографию и сказала себе, что это просто снимок. Мало ли таких мест на свете. Кто-то увидел и щелкнул для журнала, публикующего статьи про скалолазание. Что тут такого, чего ты так расстраиваешься?

— Это где-то в Африке, — сказала Ив. — Точнее, на юго-западе Марокко, день пути от пустыни Сахары.

Я посмотрела на нее, йотом снова уставилась на фотографию. По спине у меня поползли мурашки, добрались до затылка, голова опять наполнилась каким-то глухим гулом.

— Марокко? — как эхо, отозвалась я, и мне показалось, что голос мой донесся откуда-то с другого континента.

Марокко, страна золота, пряностей и, возможно, отправная точка истории, упомянутой в письме отца. Меня вдруг пронзила захватывающая, головокружительная и хмельная мысль, охватило чувство странной уверенности, отметающей все сомнения. — А давай съездим, — сказала я, сама от себя этого не ожидая, как, впрочем, и подруга тоже. — Давай туда съездим, а, Ив? Возьмем отпуск, полазим по горам, может, и по пустыне порыскаем. Я возьму с собой этот амулет, проведем расследование, что-нибудь про него разузнаем…

— Что это вдруг на тебя нашло? — Ив смотрела на меня круглыми глазами.

— Не знаю.

Улыбка на моих губах слегка завяла. Я смутилась, захваченная мыслью, которая, похоже, принадлежала отнюдь не мне.

— Даже не могу сказать, хочу ли я разузнать что-нибудь про этот амулет. Да и Африка меня никогда не интересовала. Что я там потеряла?

В голове постепенно разрасталась боль, словно какие-то враждебные силы собирались расколоть мне череп.

На обратном пути мигрень разыгралась не на шутку. В голове время от времени вспыхивало яркое солнце, потом наступал мрак, прорезаемый вспышками молнии. Сама не знаю, как мне удалось добраться до дому, видимо на автопилоте. На кухне я сразу налила воды в стакан и направилась в ванную комнату, где у меня хранились таблетки от головной боли. Но, проходя через комнату, я остановилась у стола, где так и лежала оставленная мною коробка. Непонятно зачем, не отдавая себе в этом отчета, я поставила стакан и достала мешочек с амулетом. Серебряная вещица выскользнула из него и уютно расположилась в моей ладони. Предмет казался столь основательным, так оттягивал своим весом мою руку, что вселял странную уверенность в том, что и сделан он был как раз по ней.

Неожиданно для самой себя я надела его на шею. Ребра ощущали тяжесть, но это не казалось мне неприятным. Я на секунду закрыла глаза, и яркие вспышки в голове будто превратились в серебристых газелей, мелькающих у меня под веками. Я отправилась искать таблетки.

Большой свет в ванной комнате я включать не стала, зажгла лампочку возле зеркала. Она осветила только мое лицо. Все остальное пространство было погружено во тьму. Странно, до сих пор я почему-то не замечала удивительного эффекта, создаваемого этим источником света. Казалось, голова моя была как бы вырезана и наклеена на некий совсем другой фон. Над тельняшкой, которая была на мне, светились лицо и глаза, как и сам амулет. Все вместе будто обладало какой-то невероятной реальностью, а весь остальной мир погрузился во тьму и стал неразличим.

Украшения я носила обычно не очень заметные, неброские. Таких ярких, выразительных предметов, как этот амулет, у меня никогда не было. Но он вполне подходил мне. Сейчас это хорошо было видно. В твердых, солидных очертаниях чувствовалась энергия, нечто непреклонное и оригинальное, подтверждавшее откровенную принадлежность к определенному этносу. Насколько могу помнить, я впервые в жизни была вполне довольна своим отражением в зеркале. Я видела перед собой совсем другого человека, поразительно уверенного в себе.

От матери-француженки я унаследовала довольно смуглую кожу. В одиннадцать лет меня отдали в частную школу. Я оказалась среди бледненьких, золотисто-розовых девочек и промучилась там до шестнадцатилетнего возраста. В самый чувствительный период формирования личности я всегда ощущала себя лишней. Девчонки меня постоянно дразнили за то, что я не такая, как все, смеялись над темной кожей моих рук, над волосами, черными и жесткими, как проволока. Я терпеть их за это не могла, но очень скоро начала ненавидеть себя. Грудь у меня стала расти и развиваться гораздо раньше и быстрей, чем у моих сверстниц, как и темный треугольник волос, который тоже рано стал отрастать между ног. Менять одежду в раздевалке я стала подальше от всех, где-нибудь в темном углу, отвернувшись к стенке. Я последней выходила на спортивную площадку, принимала душ, стала морить себя голодом и получала удовольствие, видя, как пропадают мои округлости. Довольно долго никто ничего не замечал, ни одна живая душа, не считая Ив, а она полагала, что худоба не проблема, сейчас это модно. Однажды на кухне я почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд, обернулась и увидела, что на меня смотрит отец.

— Как, однако, ты исхудала.

Я неопределенно кивнула в ответ. Мне было тринадцать лет. Я чувствовала неловкость и не хотела разговаривать на эту тему.

— Понимаешь, это не совсем хорошо. Тощие женщины… — Он скорчил рожицу. — Да, они непривлекательны. Ты очень красивая девушка, женщина, совсем юная. Ты не должна стыдиться того, что Бог дал тебе, — своего тела.

Его слова меня напугали. Мне еще никто не говорил, что я красивая. Сама я так о себе не думала никоим образом. Но это сказал мой собственный отец, и доверять ему не стоило. Все родители считают своих детей красивыми, разве не так?

Теперь я поднесла ладонь к лицу и наблюдала этот жест в зеркале. Красивая. Я довольно долго не считала себя особенно привлекательной, но отражение говорило мне нечто другое. Лицо мое так и сияло в зеркале. А все потому, что на мне был амулет. Он озарял меня своим светом.

Не помню, чем я занималась остаток дня. Может, смотрела телевизор, а может, ко мне вернулась и мстительно набросилась на меня головная боль. Но я не забыла, что, закрыв глаза, снова увидела яркие картины. Перед внутренним взором проходили чужие, незнакомые мне ландшафты. В какой-то момент с отчетливостью галлюцинации я увидела лицо девушки с черными смелыми глазами. Она тронула меня за руку, словно хотела что-то сказать, а я не обращала на нее должного внимания. Незнакомка снова и снова звала меня по имени.

Правда, имя это не имело никакого отношения к моему настоящему. Совершенно незнакомое и чужое, оно звучало как бессмысленный набор каких-то повторяющихся слогов. Я напряглась, чтоб лучше слышать. Мне показалось, будто кто-то говорит со мной, рассказывает какую-то историю, но понять ее я никак не могла…

Глава 5

Высоко над горной долиной под деревом сидела девушка и пристально вглядывалась в окружающую местность. Необычное лицо с прямым носом, дерзкими черными глазами и твердым подбородком поражало силой и энергией. Ее нельзя было назвать хорошенькой, да никто и не называл ее так, никто не уподоблял ее таким возвышенным вещам, как луна, например, столь изящным и хрупким, как осенняя паутинка или красивая маленькая певчая птичка, множество которых порхало в сумеречном воздухе. Мужчины, без особого успеха пытавшиеся ухаживать за ней, чаще сравнивали ее с дикими верблюдицами и буйными ветрами пустыни — словом, с вещами стихийными. В своих нескладных виршах они выражали робкую надежду обуздать девушку и тщетно старались подыскать рифму к ее имени — Мариата. Она же платила им за внимание стихами колкими, как песчаная буря, и столь же обидными. Очень скоро воздыхатели от нее разбежались.